КОММЕНТАРИИ

Очерки, рассказы, поэмы Макар Чудра «Макар Чудра» — первый опубликованный рассказ Горького. Он был напечатан в тифлисской газете «Кавказ» 12 сентября 1892 г. В это время Горький работал в Тифлисе в мастерских Закавказской железной дороги. В 1931 г. он вспоминал: «...Тифлис — город, где я начал литературную работу. Я никогда не забываю, что именно в этом городе сделан мною первый неуверенный шаг по тому пути, которым я иду вот уже четыре десятка лет. Можно думать, что именно величественная природа страны и романтическая мягкость ее народа — именно эти две силы — дали мне толчок, который сделал из бродяги — литератора». С рассказом «Макар Чудра» появился в печати и псевдоним М. Горький. В своих воспоминаниях друг Горького, старый революционер-народоволец А. М. Калюжный писал: «Псевдоним себе Алексей Максимович придумал сам. Впоследствии он говорил мне: „Не писать же мне в литературе — Пешков”». Калюжный вспоминает и о том, как был написан первый горьковский рассказ: «Тему... Горький долго вынашивал. Нечто подобное он однажды рассказывал мне, но произведение получилось богаче, глубже, значительнее. Я часто твердил ему: „Пишите, пишите, вот так, как рассказываете, и у вас будут тысячи читателей”. Это говорилось вообще относительно всех его воспоминаний и наблюдений. Рассказ „Макар Чудра” он написал по своей собственной инициативе. <...> Единственно, что я внушал Горькому, — это уверенность. Человек он был неробкий, но веры в свои силы еще не имел, потому что не накопил серьезного творческого опыта». В памяти Калюжного удержалась и история опубликования рассказа: «С рассказом „Макар Чудра” Алексей Максимович пошел в редакцию газеты „Кавказ” один. <...> Рукопись пролежала в редакции три дня, требовалось еще разрешение главного редактора Милютина, пользовавшегося доверием генерал-губернатора. <...> Да и „Макар Чудра” не подходил для официоза наместника и напечатан был случайно, благодаря (журналисту. — А. К.) Цветницкому. <...> Владимир Дмитриевич Цветницкий был человеком, пострадавшим в жизни. Готовил себя к профессуре, был очень красноречивым, содержательным, но слабым физически. Про дело свое не рассказывал, но принужден был переехать на Кавказ. Встретившись с Горьким на улице, уже после того как рассказ был напечатан, Цветницкий обнял, расцеловал его и сказал: „Пишите”... И при мне потом повторял: „Он может писать, может писать”...» Калюжный имел большое влияние на творческую судьбу Горького, о чем свидетельствовал сам художник. Так, 25 октября 1925 г., по случаю тридцатилетия службы Калюжного на Закавказской железной дороге, Горький писал ему: «Вы первый, говорю я, заставили меня взглянуть на себя серьезно. Вашему толчку я обязан тем, что вот уже с лишком тридцать лет честно служу русскому искусству. Я рад случаю сказать Вам все это на людях, — пусть знают, как хорошо отнестись к человеку человечески сердечно. Старый друг, милый учитель мой, — крепко жму Вашу руку». После первой публикации «Макара Чудры» Горький неоднократно правил и редактировал рассказ, устраняя диалектизмы, добиваясь сжатости, лаконизма, заботясь о большей ясности и точности языка. Ценным свидетельством об отношении публики к «Макару Чудре» является письмо В. Г. Короленко к брату И. Г. Короленко от 25 ноября 1893 г., в котором говорится о «всем так понравившемся рассказе о цыганах» Горького. При этом Короленко пишет, что «старался немного расхолодить автора указанием на некоторую романтическую искусственность фабулы и вообще пытался внушить ему осторожность». В 1900 г., в связи с выходом первых томов «Рассказов» Горького в издании товарищества «Знание», со статьей «Красивый цинизм» выступил М. О. Меньшиков. В оценке Меньшикова «Макар Чудра» — «образец талантливой, но насквозь фальшивой работы»: «Вы чувствуете, что Макар Чудра не цыган, а человек, читавший и „Алеко” Пушкина, и „Тараса Бульбу”...» Меньшиков находит у Горького и ницшеанство, и цинизм, и многое другое. «С чудесной стремительностью, совсем по-русски, нижегородский беллетрист „малярного цеха” принял

Евангелие базельского мудреца и, может быть, бессознательно несет его как „новое слово”. Босячество и Ницше — казалось бы — что общего. На деле оказалось все общее. Через все четыре тома г. Горького проходит нравственное настроение цинизма, столь теперь модное, столь посильное для истеричного нашего времени». Ссылаясь на слова Макара Чудры: «Которые умнее, те берут что есть, которые поглупее — те ничего не получают», критик заключает: «Горький тщательно ищет зверя в человеке. <...> Если зверь красив, силен, молод, бесстрашен — все симпатии автора на его стороне. <...> „Не бойтесь греха”, — вот то громкое слово, которое несет с собою г. Горький». Заканчивая свои критические заметки, Меньшиков утверждает: «Не „безумство храбрых” спасает мир, — его спасает мудрость кротких». Горький читал статьи Меньшикова. 5 ноября 1900 г. он писал В. Ф. Боцяновскому: «Меньшиков не возбуждает особенного моего внимания к себе, но он — мой враг по сердцу (ибо кротость мудрых — не уважаю), а враги очень хорошо говорят правду». В том же году Горький упоминал о Меньшикове в письме к А. П. Чехову: «Кстати — как прав Меньшиков, указав в своей статье на то, что я обязан популярностью — большой ее дозой — тому, что в печати появилась моя автобиография. И прав, упрекая меня в романтизме, хотя не прав, говоря, что романтизм почерпнут мной у интеллигенции. Какой у нее романтизм! Чёрт бы ее взял. <...> Он — злой, этот Меньшиков. И он напрасно толстовит, не идет это к нему...» Иначе восприняли «Макара Чудру» прогрессивные слои русского общества. Так, Андреевич (Е. А. Соловьев) раскрывает характер «оригинального романтизма» Горького: «Романтизм романтизму рознь. Кроме романтизма немецкого, как фантастической мечтательности, романтизма французского, английского и русского, есть еще и высший романтизм, когда человек смело и гордо заявляет о праве своего внутреннего мира на безусловную духовную свободу, когда он чувствует, что ему тесно и душно среди всех условий общественности, среди лжи, лицемерия и условностей...» Не считая босяков положительными героями Горького, Андреевич подходит к пониманию того, что положительные идеалы автора выражаются им в романтической форме. Он пишет: «Не в том суть, насколько босяки Горького расходятся с действительностью или соответствуют ей, а в том, что в их образе мы еще раз можем проследить брожение человеческого духа, его мятежное восстание против условностей и искусственности человеческого существования, его обессиленный неверием порыв к той жизни, которая давала бы ему полноту удовлетворения, его борьбу с мещанскою пошлостью, несмотря на все соблазны, искусно выставляемые ею на пути искания смысла бытия». 22 ноября 1901 г. в «С.-Петербургских ведомостях» было опубликовано «Письмо М. Горького» в редакцию газеты. Ссылаясь на вышедшую без его ведома книгу «М. Горький. Афоризмы и парадоксы», писатель протестовал против того, что составитель книги приписал ему взгляды и мнения его героев. Подобные тенденции вызывали резкие возражения у Горького и впоследствии. В 1926 г. психиатр И. Б. Галант, работая над книгой о Горьком, написал ему: «Итак, я утверждаю, что Ваш рассказ „Макар Чудра” не есть случайное явление, а тесно связан с Вашим покушением на самоубийство в 1888 г. Вы против этого не возражаете и даже соглашаетесь (поскольку я могу судить по Вашему письму), что Макар Чудра идейно является юношей Пешковым 1888 г.». Горький, скептически относившийся к своеобразным исследованиям таланта, вынужден был дать ему резкую отповедь: «„Макар Чудра” — живой человек, встреченный мною в 92 г. в Аккерманском уезде. Какое у Вас основание полагать, что он „идейно” я?» Макар Чудра — имя цыгана Макар в переводе с греческого означает «счастливый, блаженный». Фамилия (или прозвище) — Чудра — представляется собственным «изобретением» автора. Оно может быть связано с идеей чуда — способности старого цыгана к чуткому поэтическому восприятию мира, прозрению тайны красоты бытия (ср. у Пушкина: вдохновенный кудесник). Вместе с тем нельзя исключить, что это наименование представляет собой акронимическое образование: Чудра от драчун. Галичина — историческое название части земель Южной Польши и Западной Украины. Захваченная Австрией в 1772 г., Галичина была названа Галицией. Он плюнул в костер... — Г. Богач, автор книги «Горький и молдавский фольклор» (Кишинев, 1966), обратил внимание на фактическую неточность этой детали: плевать в костер для цыгана является святотатством. Морава (Моравия) — область в Чехии. Магнат — от ср.-лат. magnates «богатый, знатный человек»; в некоторых странах Западной

Европы (главным образом в Польше и Венгрии): крупный феодал, вельможа. Кошут Лайош (1820—1849) — организатор борьбы венгерского народа против австрийского господства во время революции 1848—1849 гг. в Венгрии.

Старуха Изергиль Впервые напечатано в «Самарской газете» в 1895 г. В рассказе «О первой любви» Горький заметил, что «Старуха Изергиль» написана им в одну ночь. В другой раз на вопрос о «примерной производительности» он ответил: «Бывали случаи, когда писал круглые сутки и больше, не вставая из-за стола. Так написаны: „Изергиль”, „Двадцать шесть и одна”». В очерке «В. Г. Короленко» Горький рассказал о встрече с Владимиром Галактионовичем в Нижнем Новгороде: «Я вышел от него в бодром настроении человека, который после жаркого дня и великой усталости выкупался в прохладной воде лесной речки. <...> Недели через две я принес Короленко рукописи сказки „О рыбаке и фее” и рассказа „Старуха Изергиль”, только что написанного мною. В. Г. не было дома, я оставил рукописи и на другой же день получил от него записку: „Приходите вечером поговорить. Вл. Кор.”». О состоявшейся беседе с Короленко Горький вспоминал: «— „Старуха...” написана лучше, серьезнее, но — все-таки и снова — аллегория. Не доведут они вас до добра! Вы в тюрьме сидели? Ну, и еще сядете! Он задумался, перелистывая рукопись. — Странная какая-то вещь. Это — романтизм, а он — давно скончался. Очень сомневаюсь, что сей Лазарь достоин воскресения. Мне кажется, вы поете не своим голосом. Реалист вы, а не романтик, реалист! В частности, там есть одно место о поляке, оно показалось мне очень личным, — нет, не так? — Возможно. — Ага, вот видите! Я же говорю: мы кое-что знаем о вас. Но — это недопустимо, личное — изгоняйте! Разумею — узко личное». В рассказе отразились воспоминания автора о том времени, когда он, странствуя по Руси, летом 1891 г. был в Южной Бессарабии и на берегах Дуная. Редактируя рассказ, Горький менял и разбивку на главы: известны трех- и четырехчастные варианты. Писатель нередко обращался в своих публицистических произведениях к образу Данко как идеальному представлению о Человеке. Так, в 1912 г. в статье, посвященной памяти Августа Стриндберга, Горький писал: «Стринберг (орфография авт. — А. К.) невольно сливается у меня с образом героя одной легенды, которую я слышал в юности на Дунае, — это герой и поэт Данко: чтобы осветить людям, заплутавшимся во тьме противоречий жизни, путь к свету и свободе, Данко вырвал из груди свое сердце, зажег его и пошел впереди людей». В этом суждении обращает на себя внимание то, что Данко назван поэтом — в тексте рассказа нет указаний на поэтический дар молодого красавца. Это позволяет заключить, что герой легенды, возможно, замышлялся несколько в ином ключе, нежели в окончательном варианте, и сблизить, таким образом, проблематику легенды о Данко с рассказом «Читатель». Характерно при этом, что образ горящего сердца, освещающего людям путь к свету и свободе, — один из ключевых в поэтике писателя. Так, например, в рассказе «Коновалов» есть такие размышления рассказчика: «Я долго смотрел, как тлели угли костра: сначала яркий и большой, уголь понемногу становился меньше, покрывался пеплом и исчезал под ним. И скоро от костра не осталось ничего, кроме теплого запаха. Я смотрел и думал: „Так и все мы... Хоть бы разгореться ярче!”» «Старуху Изергиль» Горький относил к числу своих творческих удач. В августе 1899 г. Горький в письме к А. П. Чехову, выражая свое неудовлетворение «Фомой Гордеевым», заметил: «...много лишнего в этой повести. Видно, ничего не напишу я так стройно и красиво, как „Старуху Изергиль” написал». А весной 1906 г. в Нью-Йорке писатель сказал корреспонденту газеты «Telegram», что считает «Старуху Изергиль» своим лучшим рассказом. Поэтому так тяжело он пережил равнодушное отношение к рассказу первой слушательницы его — О. Ю. Каминской, о чем вспоминал в рассказе «О первой любви»: «К моим рассказам жена относилась довольно равнодушно, но это нисколько не задевало меня до некоторой поры: я сам тогда еще не верил, что могу быть серьезным литератором, и смотрел на

мою работу в газете только как на средство к жизни, хотя уже нередко испытывал приливы горячей волны какого-то странного самозабвения. Но однажды утром, когда я читал ей в ночь написанный рассказ „Старуха Изергиль”, она крепко уснула. В первую минуту это не обидело меня, я только перестал читать и задумался, глядя на нее... Я встал и тихонько вышел в сад, испытывая боль глубокого укола обиды, угнетенный сомнением в моих силах. <...> Мне думалось, что история жизни Изергиль должна нравиться женщинам, способна возбудить в них жажду свободы, красоты. И — вот, самая близкая мне не тронута моим рассказом, — спит! Почему? Недостаточно звучен колокол, отлитый жизнью в моей груди?» Я слышал эти рассказы под Аккерманом... — Горький работал под Аккерманом летом 1891 г. Изергиль — Г. Богач, автор книги «Горький и молдавский фольклор» (Кишинев, 1966), считает, что имя заглавной героини рассказа было скомпоновано писателем из аккерманского топонима (Исерлия — название села) и имени героини легенды Мамина-Сибиряка «Слезы царицы» (Кара-Нингиль): «Это, бесспорно, то имя, которое подсказало Горькому имя героини рассказа». Однако, исходя из таких соображений, выбор имени демонстрирует лишь стремление Горького к экзотике ради самой экзотики. Предложим иной вариант толкования. Фонетически Изергиль близко слову игграззиль (варианты: иггдразиль, иггдрасиль), являясь, по существу, его анаграммой. Так назывался у древних скандинавов гигантский ясень, являющийся структурной основой мира, древо жизни и судьбы — аналог библейского древа познания добра и зла. Три корня Иггдразиля простирались в царство мертвых, к великанам (или богам) и людям. Возникающая ассоциация подчеркнута и тем, что слушателю легенд старухи кажется, что «ее скрипучий голос звучал так, как будто это роптали все забытые века, воплотившись в ее груди тенями воспоминаний». Изергиль стремится передать слушателю мудрость прежних поколений, истинное знание о жизни. В сущности, она выполняет роль посредника между прошлым и будущим, идеалом и реальностью, памятью и мечтой, вечным и сиюминутным. Как вечнозеленое древо жизни, Иггдразиль был пропитан священным медом поэзии. А ведь именно красота сказок Изергиль, их поэтичность привлекают слушателя в первую очередь. О роли красоты в мире размышляет и сама рассказчица. Ларра — Г. Богач справедливо указал на созвучие имени Ларра со словом «лары» (лат. lares) — так назывались у древних римлян духи — покровители дома и семьи, происхождение которых возводится к культу мертвых. В изображениях лар характерно использование животной символики: обычно это юноши в собачьих шкурах. Культ лар первоначально сопровождался человеческими жертвоприношениями. Вместе с тем в имя персонажа легенды, рассказанной Изергиль, анаграмматически включено слово «орел» (обратим внимание на совпадение трех звуков [р], [л], [а]; последний — реализация безударной а). В степи печально посвистывали суслики... — Г. Богач справедливо обратил внимание на фактическую неточность этой детали: суслики ночью не свистят. ...гуцулы шайкой ходили по тем местам... — Г. Богач пишет: «В низовьях пограничной реки между Россией и Румынией, в низовьях Прута, „шайки” гуцулов, австрийских подданных, никогда не водились! <...> По-молдавски разбойники называются хоций (единственное число хоц, с определенным артиклем — хоцул). В молдавском произношении начальное х произносится... точно так же, как и начальный звук в украинском слове гуцул. <...> Именно это новое для него молдавское слово, услышанное в живом произношении молдаванина, Горький воспринял как известное ему этническое наименование. Причина — случайная созвучность». ...бунтовать с вами, русскими. — Вероятно, речь идет о «холерных» бунтах 1831 г. ...саблями турок, с которыми он незадолго перед тем воевал за греков. — Очевидно, Изергиль говорит о войне 1828 г. за освобождение Греции. А зачем вы ходили бить мадьяр? — Скорее всего, имеется в виду венгерская революция 1848 г. ...ушел он биться с вами, русскими... — Видимо, речь идет о жестоко подавленном самодержавием восстании в Польше в 1863 г. Данко — по мнению Г. Богача, имя героя легенды цыганского происхождения и означает «младший сын», «цыганенок». Там были болота и тьма, потому что лес был старый и так густо переплелись его ветви, что сквозь них не видать было неба, и лучи солнца едва могли пробить себе дорогу до болот сквозь густую листву. — Г. Богач считает пейзаж в легенде о Данко воспроизведением конкретных жизненных впечатлений писателя: «Откуда Горький взял эти детали для своего описания? Их нет и не может быть ни в природе Бессарабии, ни, естественно, в фольклоре какого-либо народа этого

края. Может быть, образ темного, непроходимого леса на топях возник у писателя после его пребывания в наших краях. <...> Строки, в которых говорится о таком лесе... и о ядовитом смраде... болота... отражающие реальное наблюдение данного объекта, были созданы, возможно, на основании знакомства писателя с болотистыми лесами на Кавказе, на берегу моря, между Сочи и Батуми. <...> Мы не можем согласиться, что он просто „выдумал” такой лес, ни с тем, что он механически перенес на природу из других краев в Бессарабию». Такое прямолинейное толкование, «заземление» образа вряд ли соответствует действительному положению дел. Не говоря уж о том, что болотистый лес причерноморского Кавказа совершенно не соответствует одной из важных характеристик горьковского пейзажа: с обеих сторон лес окружают степи (кстати, писатель не упоминает и о море). Спорно и утверждение исследователя об отсутствии в фольклоре сходного описания леса. Горький, конечно, не «выдумал» деталей пейзажа — с этим нельзя не согласиться, — но генезис их явно другого порядка. Тьма, лес, болото — детали, соотносящиеся с традиционными представлениями о преисподней. Так, например, в Псалтире ад называется «рвом преисподним, страной мрака». В рассказе Горького физическая смерть сородичей Данко «овеществляет» ужас смерти духовной. На такое понимание легенды о Данко наталкивают и собственно горьковские настроения, отразившиеся в его письме В. Г. Короленко, отправленном незадолго до публикации рассказа: «Куда вести? Все пошатнулось. А мне кажется — душа пошатнулась. Все как было — так и есть, а вот душа человека испугана, измаяна и заплуталась во тьме жизни». В приведенном отрывке фигурируют все значимые в легенде о Данко концепты: тьма, испуг, отсутствие ориентиров, необходимость поиска выхода и вождя.

Челкаш С рассказом «Челкаш», опубликованным в журнале «Русское богатство» в 1895 г., Горький вошел в «большую литературу». Рассказ создан в августе 1894 г. в Нижнем Новгороде по просьбе В. Г. Короленко написать «что-либо покрупнее, для журнала». «Я пришел домой, — впоследствии вспоминал Горький, — и тотчас же сел писать „Челкаша”, рассказ одесского босяка, моего соседа по койке в больнице города Николаева (в 1891 г. — А. К.); написал в два дня и послал черновик рукописи В. Г. (Владимиру Галактионовичу Короленко. — А. К.)». Короленко дал полученному произведению высокую оценку: «Вы написали недурную вещь. Даже прямо-таки хороший рассказ! Из целого куска сделано...» Вместе с тем Короленко подчеркивал, что его роль в становлении начинающего писателя явно преувеличивают. «Многие считают, — писал он, — что благодаря моему покровительству Горький стал писателем. Это басня. Он стал писателем благодаря большому таланту. Я только прочитывал (да и то не все) его первые рассказы и откровенно говорил свое мнение». Кстати, в очерке о Короленко Горький приводит следующие слова старшего собрата по поводу «Челкаша»: «В рукописи у вас есть несколько столкновений с грамматикой, очень невыгодных для нее, я это поправил. Больше ничего не трогал...» В других воспоминаниях писатель заметил: «...кажется мне, что Кор<оленко> не правил „Челкаша”, а только посоветовал мне выбросить сцену: Челкаш наблюдает игру уличных детей, что я и сделал». О босяке, послужившем прообразом Челкаша, Горький вспоминал: «...изумлен был я беззлобной насмешливостью одесского босяка, рассказавшего мне случай, описанный мною в рассказе „Челкаш”. <...> Хорошо помню его улыбку, обнажавшую его великолепные белые зубы, — улыбку, которой он заключил повесть о предательском поступке парня, нанятого им на работу...» В 1926 г. Горький указывал, что фабулу рассказа дал ему босяк — «„ракло” — б<ывший> солдат гренадер», а имя — Гришка Челкаш (прозвище, возможно, происходит от словосочетания человая руда — печная сажа: ср. портрет заглавного героя рассказа, в котором подчеркивается загорелая кожа, черные волосы) — птицелов из Канавина. Знакомство Горького с одесским босяком произошло в июле 1891 г. Время действия в рассказе также можно отнести к этому «голодному году» (ср. слова Гаврилы: «Голодающий этот самый приплелся...»). После публикации рассказа в «Русском богатстве» автор несколько раз редактировал его. В 1925 г. Горький назвал «Челкаша» «топорным» рассказом — свидетельство жесткой, порой чрезмерной требовательности писателя к себе.

На плотах Впервые, с подзаголовком «Картина», напечатано в пасхальном номере «Самарской газеты» в 1895 г.

В марте 1895 г. редакция поручила Горькому заказать В. Г. Короленко пасхальный рассказ. 22 марта Короленко ответил: «К сожалению, к Пасхе тоже прислать ничего не могу, хотя и очень желал бы». Поэтому редакция поручила Горькому срочно написать рассказ. Сохранилось свидетельство писателя А. А. Смирнова (А. Треплева): «Однажды, придя к Алексею Максимовичу утром, я увидел груду листов. Всю ночь он писал. К утру рассказ был готов: „На плотах” — одна из лучших его вещей». В 1898 г. Горький намеревался выпустить «На плотах» отдельным дешевым изданием для народа, но 25 ноября 1898 г. Петербургский цензурный комитет не дозволил «к отдельному напечатанию очерки „Коновалов”, „На плотах” и рассказ „Мальва”». А. П. Чехов считал рассказ «На плотах» «превосходным», «образцовым», в котором «виден художник, прошедший очень хорошую школу». «Не думаю, — продолжал Чехов, — что я ошибаюсь. Единственный недостаток — нет сдержанности, нет грации». В другом письме он заметил, что «несдержанность чувствуется и в изображениях женщин („Мальва”, „На плотах”) и любовных сцен». В январе 1900 г., советуясь с Чеховым об издании отдельной книжки своих «хороших рассказов», Горький называет среди них «На плотах». Большинство критиков, независимо от их взглядов, сходилось в высокой оценке художественных достоинств произведения, его композиционной цельности. ...там иные люди, живы души их во Христе, и сердца их содержат любовь и о спасении мира страждут. — Имеются в виду сектанты. На протяжении всей творческой деятельности Горький страстно интересовался русским сектантством, следы этого интереса легко обнаружить в таких произведениях, как «Трое», «Фома Гордеев», «Мать», «Жизнь Матвея Кожемякина», «На дне», «Васса Железнова», «Отшельник», «Жизнь Клима Самгина» и др. Молоканы (молокане) — русская рационалистическая секта, ответвление секты духоборов. Название молокане присвоено секте еще в 1765 г. тамбовской консисторией, поскольку сектанты в пост ели молоко. Сами сектанты называли себя «духовными христианами», а свое название объясняли тем, что их учение есть то «словесное млеко», о котором говорится в Св. Писании (1 Кор. 3:2; Евр. 5:12; 1 Петр. 2:2 и др.). В 1805 г. молоканам была дарована свобода вероисповедания; в 1821 г. им был отведен участок в 30 тыс. десятин на юге Российской империи.

Однажды осенью Впервые, с подзаголовком «Рассказ бывалого человека», напечатано в «Самарской газете» в 1895 г. Рассказ носит, как неоднократно подчеркивал писатель, автобиографический характер. Так, в письме критику В. Боцяновскому М. Горький отмечал: «Если Вас интересуют данные биографического характера — Вы можете почерпнуть их в таких рассказах, как... „Однажды осенью”...» Устье — предместье г. Казани.

Двадцать шесть и одна Впервые напечатано в журнале «Жизнь» в 1899 г. В основу произведения положены впечатления писателя, связанные с жизнью в Казани и работой в булочной Семенова (см. также комментарий к рассказу «Коновалов»). О рассказе благожелательно отозвался Чехов (15 февраля 1900 г.): «„Двадцать шесть и одна” — хороший рассказ, лучшее из того, что вообще печатается в „Жизни”, в сем дилетантском журнале. В рассказе сильно чувствуется место, пахнет бубликами». В. В. Вересаев написал Горькому 20 января 1900 г.: «„Двадцать шесть и одна” — чудно, мне крепко хотелось пожать Вам за нее руку». Понравился рассказ и Л. Н. Толстому, который особенно хвалил начало рассказа. Однако Толстой высказал и ряд критических замечаний. В неотправленном письме к В. Г. Короленко Горький, вспоминая свою первую встречу с Толстым, писал: «...он увел меня к себе в кабинет... усадил против себя и стал говорить... о девушке из „Двадцати шести...”, произнося одно за другим „неприличные” слова с простотою, которая мне показалась цинизмом и даже несколько обидела меня. Впоследствии я понял, что он употреблял „отреченные” слова только потому, что находил их более точными и меткими...» В статье «О том, как я учился писать» Горький вспомнил еще об одном замечании Толстого: «„А печь стоит у вас не так”, — заметил мне Л. Н. Толстой, говоря о рассказе „Двадцать шесть и одна”. Оказалось, что огонь крендельной печи не мог освещать

рабочих так, как было написано у меня». В той же статье Горький назвал «Двадцать шесть и одна» одним из первых рассказов реалистического плана. «...У меня было так много впечатлений, — говорил Горький о причинах появления таких произведений, — что „не писать я не мог”». В июне 1925 г., отвечая из Сорренто на предложение Е. Зозули напечатать в издательстве «Огонек» несколько рассказов, Горький назвал «Двадцать шесть и одна» среди других рекомендуемых им для этой цели произведений.

Коновалов Впервые, с подзаголовком «Очерк», напечатано в журнале «Новое слово» в 1897 г. Цензор А. А. Елагин, наблюдавший за журналом, в своем докладе цензурному комитету назвал рассказ «крайне тенденциозным и вредным». В своем докладе он, в частности, пишет: «Очерк М. Горького „Коновалов” знакомит нас с типом бродяги — босяка, пьяницы Коновалова, которого гонит с места на место, по обширному нашему отечеству жажда свободы и дух недовольства собою и существующими порядками. Автор рассказа, интеллигентный человек, „ходит в народ”, когда культурная жизнь в городе начинает слишком сильно давить его своею условностью». Елагин делает вывод: «Таков тип, к которому автор относится так тепло и симпатично. Тип этот, по-видимому, собирательный, выхваченный прямо из жизни, ясно определяет точку зрения автора». Цензурный комитет в своем донесении Главному управлению по делам печати подчеркнул, что «особенное внимание цензуры обратил на себя очерк М. Горького „Коновалов” по многим местам социалистического и резко возбудительного пошиба». Выход в свет мартовской книжки журнала был приостановлен, и редактору журнала было предложено произвести в рассказе цензурные изъятия по указанию комитета. Исключено было 17 отдельных мест, и рассказ появился на страницах журнала в изуродованном виде. Горький назвал цензурное вмешательство в текст «Коновалова» безжалостным «сдиранием шкуры». Рассказ «Коновалов», написанный в октябре-ноябре 1896 г. в Нижнем Новгороде, автобиографичен. События, описанные в нем, происходили в Казани и Феодосии. Горький жил в Казани в 1884—1888 гг. Крендельная пекарня, описанная в «Коновалове», принадлежала В. С. Семенову. Там Горький работал с ноября 1885 г. подручным пекаря. Этот период жизни писателя отражен также в рассказах «Хозяин» и «Двадцать шесть и одна». В повести «Мои университеты» Горький назвал это время тяжелым, но поучительным. Пекарня Семенова находилась в сыром и глубоком полуподвале. Рабочий день длился более 17 часов. Невыносимые условия труда привели в 1886 г. к забастовке рабочих. Рабочих в пекарне было много, хотя в рассказе «Коновалов» фигурируют только двое: Коновалов и его подручный Максим. Реальны и другие действующие лица рассказа, например «стеклянные люди». Весной 1886 г. юный Горький и пекарь Коновалов часто посещали старый стекольный завод за городом, где поселились «бывшие люди». В 1886 г. здесь жило около 20 человек: Васька Грачик — бывший губернаторский лакей, Давыдов — бывший ветеринар, Родзиевич — бывший машинист, Радлов — бывший студент и др. Горький рассказал о них в статье «О том, как я учился писать». Когда Алексей Пешков поступил работать к Семенову, он уже был постоянным читателем библиотеки А. С. Деренкова, собиравшего коллекцию редких и запрещенных книг. Этой нелегальной библиотекой пользовалась главным образом учащаяся молодежь Казани. Вспоминая свою молодость, Деренков рассказывал: «Алексей Максимович проработал у Семенова около полугода. Работая у Семенова, он приходил ко мне, брал книги для чтения рабочим и для себя. Книги Решетникова и Костомарова, о которых Алексей Максимович говорит в рассказе „Коновалов”, были из моей библиотеки». Вторая встреча Горького с Коноваловым произошла в Феодосии в конце августа — начале сентября 1891 г. Фабула рассказа тоже реальна. Горький действительно прочитал в газете сообщение о самоубийстве «муромского мещанина» Коновалова и решил, что это его знакомый. Однако в газете говорилось о другом человеке — однофамильце героя рассказа. В январе 1926 г. Горький сообщил ученикам 2-го класса 52-й школы Ленинграда: «Дорогие мои товарищи, — в Муроме повесился не тот Коновалов, о котором я писал, а, как оказалось, однофамилец его, меня ввела в заблуждение газетная заметка и тот факт, что мой друг, А. В. Коновалов, был уроженец Мурома. Друг же мой умер в 1902 году, — спустя шесть лет после

того, как я напечатал рассказ. Умер он в Одессе, в больнице. Врач, лечивший его, сказал ему однажды, что есть рассказ о пекаре Коновалове, и кратко передал содержание рассказа. Коновалова это очень взволновало, он тотчас решил, что рассказ написан мною — Лешей Грохало; это было мое прозвище в ту пору. Он попросил д-ра Лундберга написать мне о том, что он, Коновалов, еще жив, но — умирает. Доктор и написал мне о нем. Таким образом, ваш вопрос о самоубийстве Коновалова отпадает». Суть характера Коновалова Горький отчетливо сформулировал в письме к В. В. Зеленину и Л. К. Маклашину — двум подросткам из Сормова, которые в 1930 г. прислали Горькому свой рассказ и сообщили, что хотели бы быть похожими на Коновалова. Горький ответил: «Вы, ребята, пишете мне: „Хотим быть такими же, как Ваш Коновалов, т. е. людями, вечно ищущими счастья и не находящими себе постоянного места на земле”. Написали вы это потому, что вам „обоим по 17 лет и у вас еще не было времени серьезно подумать о человеке и его месте на земле”. <...> Вам, людям 30-х годов XX-го века, нет никакого смысла подражать в чем-либо Александру Коновалову, человеку второй половины XIX века, человеку, не плохому „по натуре”, но „несчастному”, жалкому, больному алкоголизмом. По болезни своей он и не искал в жизни прочного или удобного места, чувствуя, что личная его жизнь не удалась, да уже и никогда не удастся ему. Был он человек по характеру своему пассивный, был одним из множества людей того времени, которые, не находя себе места в своей среде, становились бродягами, странниками по „святым местам” или по кабакам. Если б он дожил до 905 года, он одинаково легко мог бы стать и „черносотенцем”, и революционером, но в обоих случаях — ненадолго. Вот каков герой, которому вы хотите подражать. Единственное ценное его качество вы не заметили. Качество это — любовь к работе. Работать он действительно любил, работал честно, чистоплотно, в тесто не плевал, как это делали многие другие пекаря, обозленные тяжкой работой по 14—16 часов в сутки. Любовь к работе, честное отношение к ней — это качество социально высокоценное, и вот в этом вам следует подражать Коновалову». Отношение к рассказу «Коновалов» было у автора довольно критическим. В конце 1897 г. в автобиографии, написанной по просьбе С. А. Венгерова, он сообщил: «В марте текущего года в „Новом слове” очерк „Коновалов”. До сей поры еще не написал ни одной вещи, которая бы меня удовлетворяла, а потому произведений моих не сохраняю — ergo (лат. следовательно. — А. К.): прислать не могу». ...о немом Герасиме и его собаке. — Коновалов передает содержание известного рассказа И. С. Тургенева «Муму». «Подлиповцы» — повесть Ф. Решетникова (1841—1871) — писателя-демократа, высоко ценимого Салтыковым-Щедриным (Решетников, по его словам, «чувствует правду... пишет правду, и из этой правды... естественно вытекает трагическая истина русской жизни...»), Г. Успенским, И. С. Тургеневым. Последний, в частности, писал А. Фету 13 (25) января 1869 г.: «...можно читать Л. Толстого, когда он не философствует, — да Решетникова. Вы читали что-нибудь сего последнего? Правда дальше идти не может. Черт знает, что такое! Без шуток — очень замечательный талант». С 1887 г. переиздания повести «Подлиповцы», «как произведения крайне безнравственного и тенденциозного», было запрещено. С 80-х гг. XIX в. были запрещены отдельные издания, а также обращение в публичных библиотеках и общественных читальнях произведений Решетникова. Сысойка и Пила — герои повести Ф. Решетникова «Подлиповцы». То есть как? <...> ...нужно их поддержать. — Диалог о «наградах сочинителям» был исключен по требованию цензуры. ...и рассказал ему о наградах сочинителям... — Вместо этих слов до вмешательства цензуры было: «...и рассказал ему о наградах сочинителям, о сожженных на кострах, гнивших в тюрьмах, погибших от клеветы, доведенных до безумия, опошленных и изменивших себе — о всех разнообразно измученных лучших людях земли, имена и жизнь которых я в ту пору знал». Здесь можно сослаться хотя бы на свидетельство Г. Успенского — публикатора первого посмертного издания собрания сочинений Ф. М. Решетникова. Успенский, как известно, жил чуть ли не впроголодь, однако и он свидетельствует, что, работая над биографией Решетникова, «перечитал 900 писем каракуль, от почтальонов, монахов, писарей и т. д. и тьму всяких записок Решетникова, от которых пришел в нервное расстройство — так ужасна его жизнь».

Тебе не в чем винить себя... Тебя обидели... — В «Моих университетах» Горький с некоторой иронией передает содержание своих бесед с пекарями Семенова: «Черт знает что я говорил этим людям, но, разумеется, все, что могло внушить им надежду на возможность иной, более легкой и осмысленной жизни. Иногда это удавалось мне, и, видя, как опухшие лица освещаются человеческой печалью, а глаза вспыхивают обидой и гневом, — я чувствовал себя празднично и с гордостью думал, что „работаю в народе”, „просвещаю” его». Костомаров Н. И. (1817—1885) — выдающийся историк, археограф, этнограф, публицист, член-корреспондент Петербургской академии наук, автор многочисленных книг, посвященных знаменательным событиям и деятелям российской истории, в том числе книги «Бунт Стеньки Разина». Сцены чтения книги «Бунт Стеньки Разина» были изъяты из рассказа по требованию цензуры. Интересно, что на «непроходимость» их через цензуру буквально сразу по получении рассказа сообщил Горькому член редколлегии журнала «Новое слово» А. М. Скабичевский: «Ваша повесть привела всех читавших ее в редакции в восторг. Но, ради Христа, нельзя ли сделать ее хоть сколько-нибудь цензурною? Эпизод со Стенькой Разиным и особенно сопоставление его с Пугачевым — в печати совершенно немыслимы. Не измыслите ли как-нибудь вытравить из повести этого страшного российского революционера?» «Бедные люди» — первая повесть Ф. М. Достоевского, имеющая форму переписки Макара Девушкина и Вареньки Доброселовой. Усолье — город на Урале, в верховьях реки Камы (переименован в Березняки). ...угостить... пугачевским бунтом... — Возможно, имеется в виду роман А. С. Пушкина «Капитанская дочка» или его же историческое исследование «История пугачевского бунта» (под таким названием, согласно пожеланию Николая I, была опубликована «История Пугачева»). «Стеклянный завод» — старый стекольный завод под Казанью, принадлежал купцу-староверу В. Савинову. Позднее там была сектантская молельная, закрытая по распоряжению правительства в 1850-х гг. После этого завод служил пристанищем для бесприютных. Гофман Эрнст Теодор Амадей (1776—1822) — великий немецкий писатель-романтик. ...попал в Феодосию. — В 1890 г. Севастополь вновь стал главной базой Черноморского флота и коммерческий порт в нем был закрыт. В связи с этим началось строительство большой гавани в Феодосии. Горький пришел туда в поисках работы в конце августа — начале сентября 1891 г. Гулливер — герой известного романа Свифта «Путешествие Гулливера» (1726). Ксеркс — персидский царь (486—465 гг. до н. э.), предпринявший поход для завоевания Греции. Был разбит в морском сражении. Анатолийские турки — Анатолия — старое название полуострова Малой Азии, на котором расположена Турция. ...книгу насчет англичанина-матроса, который спасся от кораблекрушения на безлюдный остров и устроил на нем себе жизнь. — Имеется в виду Робинзон — герой романа Даниеля Дефо «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо» (1719). Люди? Люди везде есть... Книги? Ну, будет уж тебе книги читать! — Вместо этих слов до вмешательства цензуры было: «Люди? На кой их черт тебе? Ты человек понимающий, грамотный, на что тебе люди? Чего тебе от них надо? Да потом — люди везде есть... — Эге! — вставил хохол, извиваясь по земле, как уж. — Людей везде... богато; человеку пройти к своему месту нельзя, чтоб на ноги им не ступать. Вот-то без счету родятся! Как поганки после дождя... да тех хоть господа едят. Он философски сплюнул и снова стал стучать зубами. — И люди родятся для господ, чудак-человек, — усмехнулся Коновалов. — Вот видишь, строят мол и железную дорогу... порт потом будет тут. Кто строит? Люди. А кому польза? Господам. Люди поработают и пойдут еще искать себе работу — больше ничего. Останутся в порте инженеры, купцы и прочие... Вот чудаки! Возятся, возятся они всю свою жизнь и все только, чтобы денег нажить. И ведь имеют довольно денег — нет! Давай еще! Зачем? Ведь все, что есть на свете, уже могут купить... Не понимают, засосала их эта суета, бегают за рублем всю свою жизнь и все еще плачутся — мало! А чего мало? Достаточно... Каторжники они, ежели подумать над их жизнью; куда хуже нашего им живется. Разинули рты, думают всю землю проглотить, да так всю жизнь и рыскают, как волки. — И с видом человека, который не хуже Соломона познал суету сует (Соломон — библейский персонаж, считается автором книги „Екклезиаста, или Проповедника”, которая начинается словами: „Суета сует, сказал Екклезиаст, суета сует — все суета!” — А. К.), Коновалов посмотрел на меня, точно хотел сказать мне: „А что,

каково я нынче рассуждаю? То-то же!” — А насчет тебя я опять скажу — в городах не живи. Что там? Одно нездоровье и непорядок. Книги? Ну, будет уж, чай, тебе книги читать!» Текст не был восстановлен в последующих изданиях, возможно, по той причине, что рассуждения Коновалова напоминают «силлогизмы» Макара Чудры. Хоть бы разгореться ярче! — Эти слова были вымараны цензурой.

Человек Впервые напечатано отдельным изданием: Максим Горький. Человек. Verlag Dr. J. Marchlewski. Munchen, 1904, и одновременно в «Сборнике товарищества „Знание” за 1903 год», книга первая. СПб., 1904. Идея произведения возникла у Горького еще в период арзамасской ссылки. 24 или 25 июля 1902 г. он сообщал Пятницкому: «Учусь играть на пианино, дабы научиться играть на фисгармонии, уверен, что научусь. Сие мне необходимо, ибо я задумал одноактную пьесу „Человек”. Действующие лица — Человек, Природа, Черт, Ангел. Это — требует музыки, ибо должно быть написано стихами». Некоторые детали произведения восходят к более раннему периоду. Так, слова, ставшие рефреном поэмы («вперед! и — выше!»), содержатся в письме Горького Л. Андрееву от 16—18 августа 1900 г.: «Желаю Вам от всего сердца успеха на новом, хорошем пути. Валяйте во всю мочь и вперед и выше, выше!» В октябре 1903 г. Горький писал Пятницкому: «...посылаю Вам моего „Человека” и очень прошу Вас внимательно, не однажды, прочитать его. Затем сообщите мне, как это звучит и где я наврал. На неровности ритма — не обращайте внимания, если они не очень уж резко режут слух. У меня не было намерения писать ритмической прозой, вышло это неожиданно, будучи, видимо, вызвано самим сюжетом. Гладких и слащавых стихов — я не хочу и языка править не стану...» Известна также рукопись, кончающаяся обращением писателя к М. Ф. Андреевой: «Вот Вам моя песня. В ней за громкими и грубыми словами скрыта великая мечта моей души, единственная моя вера, она-то именно давала и дает мне силу жить [хотя теперь]. Мною много было испытано. Часто Смерть смотрела в очи мне и дышала в лицо мое холодом и хотела убить сердце мое леденящим дыханием ужаса — но и Смерть не убила мечты моей. Не однажды крылатое Безумие над моею головою властно реяло, и я чувствовал пламя над черепом, но и в нем не сгорела мечта моя. И не раз слышал я злой смех Дьявола над убитыми грезами юности, но и острая сила сомнения не разрушила эту мечту мою, ибо с ней родилось мое сердце». И далее приписка карандашом: «Я кладу его к Вашим ногам. Оно крепкое. Вы можете сделать из него каблучок для своих туфель». Еще до того, как поэма была опубликована, она начала распространяться в списках. Так, 14 февраля 1904 г. Горький сообщал Е. Пешковой: «...в Питере по рукам ходят списки „Человека”...» Получив в 1906 г. изданную в переводе на испанский язык пьесу «На дне», Горький писал переводчикам: «Я был бы также рад, если бы на испанский язык было переведено другое мое произведение, под названием „Человек”, в котором воплощена и развита главная мысль „На дне”. В поэме „Человек” я стремлюсь показать независимость человеческого разума. Я говорю: „Бессмысленна, постыдна и противна вся эта жизнь, в которой непосильный и рабский труд одних бесследно весь уходит на то, чтобы другие пресыщались и хлебом и дарами духа”». «Человек» получил противоречивую оценку у писателей — современников Горького. На чрезмерный дидактизм поэмы указывал А. П. Чехов, которому «Человек» очень напомнил «проповедь молодого попа, безбородого, говорящего басом на о...». В июле 1904 г. в газете «Русь» был опубликован отзыв Толстого о «Человеке»: «Упадок это, самый настоящий упадок; начал учительствовать, и это смешно...» По свидетельству А. Б. Гольденвейзера, Толстой рассказал, что, гуляя, встретил на шоссе прохожего — рабочего, о котором писатель сказал следующее: «Его миросозерцание вполне совпадает с так называемым ницшеанством и культом личности Горького. Это, очевидно, такой дух времени...» Короленко в рецензии на первый сборник «Знания» (1904) писал: «Прежде всего, вероятно, большинство читателей открывают книгу на очерке М. Горького „Человек”. На этот раз, впрочем, это не художественный рассказ, а лирико-философский эскиз, в котором автор прославляет „Человека” за его „мысль”. „В часы усталости духа...” так начинает

автор свой очерк... И нужно сказать, что некоторая печать несомненной усталости духа лежит на всем произведении. Тем не менее биографу Горького придется отметить основной мотив „Человека”: прославление мысли, и притом одной мысли, как двигателя человечества по пути „вперед и выше”. До сих пор, пожалуй, в произведениях г-на Горького можно было заметить скорее превознесение сильных непосредственных импульсов и темпераментов». Короленко считал, что Горький поддерживал старинную тяжбу между «умом и чувством», хотя это совершенно бесплодная тяжба. Главный же его упрек связан с тем, что в поэме, как показалось Короленко, сам образ Человека «не совсем ясен». Подлинный Человек не противостоит человеку и человечеству, а состоит «из порывов мысли, из кипения чувства, из миллиардов стремлений, сливающихся в безграничный океан и создающих в совокупности представление о величии все совершенствующейся человеческой природы». До сих пор Горький служил своим творчеством этому глубоко демократическому взгляду — в поэме же «Человек» он подпал под влияние Ницше. «Человек же Ницше, или, как его принято вульгаризировать, „Сверхчеловек”, есть понятие глубоко аристократическое и регрессивное. Он тоже участвовал в творчестве г-на Горького, искажая и извращая его образы. Теперь, в лирико-философском очерке нашего автора, он выступает без художественных прикрытий. „Человек” г-на Горького, насколько можно разглядеть его черты, — есть именно человек ницшеанский: он идет свободный, гордый, далеко впереди людей (значит — не с ними?) и выше жизни (даже самой жизни?), один, среди загадок бытия...» Л. Андреева поразило другое: «Все мы пишем о „труде и о честности”, ругаем сытое мещанство, гнушаемся подлыми мелочами жизни, и все это называется „литературой”. Написавши вещь, мы снимаем актерский костюм, в котором декламировали, и становимся всем тем, что так горячо ругали. И в твоем „Человеке” не художественная его сторона поразила меня — у тебя есть вещи сильнее, — а то, что он при всей своей возвышенности передает только обычное состояние твоей души. Обычное — это страшно сказать. То, что в других устах было бы громким словом, пожеланием, надеждою, — у тебя лишь точное и прямое выражение обычно существующего. И это делает тебя таким особенным, таким единственным и загадочным...» Большинство критиков встретило поэму «Человек» в штыки. З. Гиппиус писала о «конце Горького», называя произведение «безмысленным и бессмысленным», потешалась над тем, что Горький «всю жизнь только и писал человека, — только его и проповедовал, как достойный апостол». Между тем спасение не в Человеке, а в Боге: «Я не вижу истины в заповеди „верь в человечество”». Горький любил поэму «Человек», охотно читал ее в кругу друзей, на вечерах. Одно из таких чтений состоялось в период его пребывания в Петербурге в конце ноября — начале декабря 1903 г. В письме И. А. Груздеву от 10 марта 1926 г., определяя свое отношение к человеку, Горький писал: «...человек должен усложнять, а не упрощать себя. Героизм... в силе воли человека, ведущей его «вперед и выше». Вы знаете, что это мое старое и, может быть, только это и есть у меня». ...предрассудки — обломки старых истин... — Перефразировка начальных строк стихотворения Е. А. Баратынского: «Предрассудок! он обломок / Давней правды...»

ПЬЕСЫ

НА ДНЕ В России пьеса впервые опубликована издательством товарищества «Знание» в 1903 г. Однако с самого начала продвижения пьесы на сцену начались цензурные затруднения. Пьеса поступила в цензуру 27 августа, а 25 сентября о ней было дано заключение, согласно которому «во всей пьесе должны быть исключены отдельные фразы и резкие, грубые выражения...». О том, что «На дне» «сильно помарала цензура», сообщала Чехову его жена О. Л. Книппер. Немирович-Данченко потратил немало сил, чтобы спасти хоть часть изъятого цензурой. «Часть купюр цензура восстановила, — писал Горький Е. П. Пешковой 23 ноября 1902 г., — и хотя это большая часть, но я недоволен». 29 ноября Немирович-Данченко вновь представил текст пьесы в цензуру с просьбой разрешить постановку на сцене МХТ. Позднее Немирович-Данченко вспоминал: «У меня осталось впечатление, что пьеса разрешена лишь потому, что власти уверены

в полном провале пьесы на спектакле». И это было действительно так: 28 января 1903 г., после успеха «На дне» в МХТ, Главное управление по делам печати запретило ставить пьесу Александринскому театру в Петербурге. До постановки пьесы на сцене МХТ особым циркуляром Главного управления по делам печати было запрещено делать анонсы о ней, пока антрепренеры не предъявят цензурованные экземпляры; постановка была разрешена только МХТ. «На дне» не была внесена и в публикуемый «Правительственным вестником» список пьес, допущенных драматической цензурой к представлению, и позже разрешалась к постановке каждый раз по особому ходатайству Русского театрального общества или по особо скрепленным рукописным экземплярам, а не по печатному тексту издания товарищества «Знание». На дне. — М. Горький долго искал для драмы подходящее название. В начале работы над пьесой (декабрь 1900 г.) Горький сообщал К. С. Станиславскому: «Плету потихоньку четырехэтажный драматический чулок со стихами, но не в стихах. Не говорите об этом газетчикам. <...> Чувствую, что одна сцена мне удалась — благодаря тому, что в ней главным действующим лицом является солнце...» В следующем письме тому же адресату Горький признавался: «О пьесе — не спрашивайте. <...> Мне очень хочется написать хорошо, хочется написать с радостью. <...> Мне хочется солнышка пустить на сцену, веселого солнышка, русского эдакого — не очень яркого, но любящего всё, всё обнимающего...» Этому замыслу соответствовало первоначальное название пьесы «Без солнца» (интересно, что именно под этим названием осуществлена постановка «На дне» в московском театре «Сопричастность» в конце 90-х гг. XX в.). Известны следующие варианты заглавия пьесы: «Ночлежка», «В ночлежном доме», «Дно», «На дне жизни». Название «На дне» впервые появилось лишь на афишах Художественного театра. По свидетельству И. А. Бунина, название пьесы Горькому подсказал Л. Н. Андреев: «Однажды... Андреев говорил мне... весело и мрачно, ставя точки между короткими фразами твердо и настойчиво: — Заглавие — все. Понимаешь? Публику надо бить в лоб и без промаху. Вот написал человек пьесу. Показывает мне. Вижу: „На дне жизни”. Глупо, говорю. Плоско. Пиши просто: „На дне”. И все. Понимаешь? Спас человека. Заглавие штука тонкая». Однако непосредственно после знакомства с горьковской драмой (июль 1902 г.) Л. Н. Андреев сообщает в письме: «Был я в Арзамасе у Горького и слушал его новую драму „В ночлежном доме”, или „На дне” (он еще не остановился на том или ином заглавии)». К. С. Станиславский приписывает авторство названия В. И. Немировичу-Данченко («...нам предстояло поставить и сыграть... пьесу... под названием „На дне жизни”, которое после, по совету Владимира Ивановича (Немировича-Данченко. — А. К.), Горький сократил до двух слов „На дне”».). В. И. Немирович-Данченко, однако, вспоминает иное: «...в августе 1902 года... он только что закончил пьесу „На дне жизни” (позже он сократил название: „На дне”)...». Столь длительные поиски подходящего названия для уже написанной пьесы свидетельствуют о том огромном и, безусловно, символическом значении, которое ему придавал автор. Стоит вспомнить слова героя неоконченной повести Горького «Мужик» (писавшейся практически параллельно с пьесой — в 1900 г.): «...я пришел снизу, со дна жизни, оттуда, где грязь и тьма, где человек — еще полузверь, где вся жизнь — только труд ради хлеба». Он же, рассказывая о случайных встречах с бывшими товарищами, отмечает, что их приветствия ему кажутся чем-то «вроде голоса с того света». Заметим, что дно жизни и тот свет фактически выступают как синонимы. Описывая адские мучения, св. Дмитрий Ростовский указывает на такие признаки преисподней: «Будет же тамо и тоска велия, такова лютая, яко аще бы возможно было умрети, то в сладость бы ее (смерть) со тщанием ради были восприяти, но никогда не умрут. Ибо писано есть: взыщут человецы, и не обрящут ея; и вожделеют умрети, и убежит от них смерть (Апок. IX, 6)... Будет же тамо и глад, ибо рек сам Христос: горе вам, насыщении ныне яко взалчете (Лук. VI, 25)... Тамо же будет теснота велия, ибо ад полон будет человек грешных, овии вверху, овии среди его, инии же в самом дне адском. ...Бог весь ад полн человеки грешными наполнит, и заключит его, чтоб оттуду грешницы не исходили». Картины. — М. Горький определил жанр «На дне» не сразу. На афише МХТ значилось: «Сцены в 4-х действиях». Позже появился окончательный вариант: «Картины. Четыре акта». Посвящаю Константину Петровичу Пятницкому. — Посвящение драмы К. П. Пятницкому впервые появилось в январе-феврале 1902 г., когда пьеса еще носила название «Ночлежка». В автографе было написано: «Посвящаю Константину Петровичу Пятницкому (если он ничего не

имеет против)». К. П. Пятницкий (1864—1939) — директор-распорядитель и основатель книгоиздательского товарищества «Знание», лучшего демократического издательства того времени. Горький познакомился с Пятницким осенью 1899 г. в Петербурге. Вскоре Пятницкий предложил писателю заключить договор на издание рассказов в «Знании». 4 сентября 1900 г. Горький стал равноправным членом этого товарищества, а с конца 1902 г. — его идейным руководителем и главным редактором. Именно благодаря ему и Пятницкому «Знание» проводило последовательно демократическую позицию, объединяя вокруг себя таких писателей, как А. П. Чехов, И. А. Бунин, А. И. Куприн, Л. Н. Андреев, Скиталец, В. В. Вересаев и др. С 1904 г. стали выходить сборники товарищества «Знание» (вышло 40 книг). Все эти годы Горького с Пятницким связывали не только деловые отношения, но и крепкая дружба. «...Я горжусь, счастлив и рад чести называть Вас другом, — писал Горький Пятницкому 15 февраля 1905 г. — И никто не вызывал до Вас в моей душе такой крепкой, глубокой благодарности, как Вы, умница Вы и благороднейший человек, настоящий аристократ духа». Действующие лица. — Первый из сохранившихся набросков пьесы приблизительно относится к ноябрю 1901 г. Он содержит поиски фамилий и имен действующих лиц. О значении некоторых из них — далее. Пока же стоит обратить внимание на возраст ночлежников: от 20 до 40 лет, — традиционно считавшийся временем расцвета, самоосуществления личности... Единственный «долгожитель» среди них — Бубнов, умеющий «вовремя уйти». Лука не в счет — он всегда и везде «временно». (Ср. замечание персонажа из «Бывших людей» с «говорящим» прозвищем Конец: «Нам недолго жить... мне сорок... тебе пятьдесят... моложе тридцати нет среди нас. И даже в двадцать долго не проживешь такой жизнью».) Немаловажен и подбор ночлежников в плане социальной, конфессиональной и профессиональной принадлежности. Известный богослов XIX в. И. Брянчанинов писал: «...магометане и прочие лица, принадлежащие ложным религиям, составляют... достояние ада и лишены всякой надежды спасения, будучи лишены Христа, единого средства ко спасению. Лишены надежды спасения и те православные христиане, которые стяжали духовные страсти и посредством их вступили в общение с сатаною, расторгнув общение с Богом. Страсти суть греховные навыки души, обратившиеся от долгого времени и частого упражнения в грехе как бы в природные качества. Таковы: чревообъядение, пьянство, сладострастие, рассеянная жизнь, сопряженная с забвением Бога, памятозлобие, жестокость, сребролюбие, скупость, уныние, леность, лицемерие, лживость, воровство, тщеславие, гордость и т. п.». Один из авторитетных отцов раннехристианской церкви Тертуллиан помещает в «адскую бездну» среди прочих грешников «сонмы царей» (ср.: Васька от греческого Василий — царственный), «трагических актеров, голосисто оплакивающих собственную участь», а св. Патриикий — языческих богов Иапета (титан, отец Прометея; участник так называемой Титаномахии — битвы титанов с богами-олимпийцами, за что был ввергнут Зевсом в Тартар) и Сатурна, которые «не утешаются ни блистанием солнца, ни прохладою ветров». Михаил Иванов Костылев. — Михаил — др.-евр. равный богу Яхве, кто как бог; Иван — др.-евр. Бог помиловал. Костыльничать — нищенски выпрашивать. Одним из известных героев русского былинного эпоса является Михайло Потык, сын Иванович (прозвище Потык означает бродяга, странник, калика перехожий). Его жена царевна Марья Лебедь белая изменяет ему с молодым красавцем царем Иваном Окульевичем, превратив мужа в камень. Заметим также, что одним из самых важных персонажей Священной истории является архангел (великий ангел) Михаил. Он играет роль просителя и заступника людей перед Богом, заносит имена праведников в книгу, кроме того, хранит таинственные письмена и даже те слова, которыми были сотворены небеса и земля. Отсюда его функция учителя. Михаил — посредник между Богом и людьми. Он стоит со своей ратью на страже врат небесного Иерусалима, выполняя функцию охранителя загробного мира и водителя душ. Василиса — греч. жена царя, т. е. царица. Имя созвучно с названием фантастического животного василиск, служившего метафорой дьявола, он отличается невероятной свирепостью, убивает взглядом или дыханием (реже — шипением). Наташа (Наталия) — лат. родная, природная, это имя иногда толкуется и как «утешение». Интересно, что в фольклоре имена Наталья и Настасья часто взаимозаменяемы. Медведев. — Цензор С. Трубачев (1902) считал возможным разрешить пьесу к представлению, однако при этом настаивал на безусловной необходимости «городового Медведева превратить в простого отставного солдата, так как участие „полицейского чина” во многих проделках ночлежников недопустимо на сцене». Васька Пепел. — У восточных славян известна сказка об Иване Попялове, который, пролежав в

пепле 12 лет, стряхнул его с себя, убил и затем сжег змеиху, а пепел ее рассыпал. Клещ. — Полным именем — Андрей Митрич — Клеща называет лишь Анна (дважды). Думается, что это одно из проявлений темы потери имени («Без имени — нет человека...»). Имя Андрей в фольклоре обычно используется как обозначение неудачника, бездельника: «У нашего Андрюшки ни полуполушки»; «Андрей-ротозей»; «Андрей, не гоняй голубей!» и т. д. Форму «Андрюшка» используют для обращения к Клещу Пепел, Костылев и Барон — в известном смысле «элита»: неработающий вор, хозяин и аристократ, хоть и бывший. Похожая на прозвище фамилия Клещ — старинное нецерковное имя, превратившееся позже в фамилию; произведена от названия насекомого, впивающегося в кожу; кровососа. Фамилия кажется каламбурной: с одной стороны, Клещ «впился» в Анну, с другой — он изо всех сил цепляется за жизнь, надеется выбраться со дна, с третьей — постепенно привыкает к ночлежке, превращаясь в одну из «блох», которые «все — черненькие, все — прыгают», по словам Луки. Анна. — Объяснить выбор автором имени Анна (др.-евр. грация, миловидность; милость; благодать), безусловно, противоречащего горестной судьбе и внешнему облику жены Клеща, можно, видимо, русским присловьем «Анна бесталанна», т. е. несчастлива (талан — судьба). Настя. — Имя «девицы» весьма значимо: Анастасия — греч. воскресшая; возрожденная. Однако, как и в случае с Анной, его семантика резко контрастирует с реальным положением персонажа. Не исключено, что выбор его обусловлен следующими присловьями: «Пошла Настя по напастям»; «Пришли на Настю беды да напасти». «Возрождение» Насти под влиянием Луки, на котором настаивают некоторые исследователи, в действительности фиктивно: ничего в ее положении фактически не меняется. В связи с этим уместно вспомнить «воскресшую» тезку Насти — Крюкову — из романа Н. Г. Чернышевского «Что делать?», которая, попав в мастерскую Веры Павловны, начала новую жизнь. Квашня. — Прозвище характеризует как внешний облик Квашни, так и род ее занятий: «квашня» — дежа, кадка или дуплянка, в которой квасят тесто, ставят хлеб. Бубнов. — Фамилия происходит от старинного прозвища Бубен, которое давали: 1)? мастеру, делающему ударный музыкальный инструмент; 2) тому, кто беспрерывно болтает, неразборчиво бубнит, говоруну, вруну, мошеннику; 3) промотавшемуся или проигравшемуся в карты (по названию карточной масти) или разорившемуся бедолаге; 4) глупцу (бубны в голове, т. е. без царя в голове), лентяю, прихлебателю (забубенная головушка, т. е. пропащий человек). Таким образом, фамилия этого персонажа многозначна. Пожалуй, лишь первое из указанных значений не характеризует Бубнова — он бывший красильщик, сейчас картузник. Характерно, что он относится к разряду «любителей правды»: «А я вот... не умею врать! Зачем? По-моему — вали всю правду, как она есть! Чего стесняться?» (III акт) — но эта «бескрылая», циничная правда, правда факта, «тьма низких истин» изнуряет, обессиливает и в конечном счете убивает душу человеческую, надежду и веру в возможность изменить жизнь к лучшему, а значит, обесценивает и саму жизнь. Барон. — Барон, как Горький рассказывал В. И. Качалову, написан «с живого человека, барона Бухгольца, спившегося босяка, попавшего в нижегородскую ночлежку...». В IV акте Барон рассказывает о своей родословной: его предком был Густав Дебиль, выехавший в Россию из Франции при Екатерине II. Фамилию Дебиль (видимо, ее и носит Барон) можно истолковать двояко: фр. débile — слабый, хилый, немощный; кроме того, Горький мог выдумать эту фамилию по образцу французской. П. Басинский «биографию» Барона считает сомнительной: слишком она «похожа на пародию на мещанское представление о „благородной” породе людей XVIII—XIX вв. <...> Такое „прошлое” слишком типично, чтобы выглядеть живым. <...> Не исключено, что он просто придумал свое прошлое; что на самом деле он был не бароном, а, допустим, лакеем или чем-то вроде». Баронский титул в русской драматургии — явление несколько экзотическое: первого барона мы встречаем в «Скупом рыцаре». Следующим стал «жалкий барон» (по словам Горького) Тузенбах в «Трех сестрах» Чехова (1901). Сатин. — М. Горький рассказывал К. С. Станиславскому о босяке, с которого списал роль Сатина. Тот «пострадал из-за самоотверженной любви к сестре», бывшей замужем за чиновником, растратившим казенные деньги. «Сатин достал деньги и тем спас мужа сестры, а тот нагло предал его, уверив, что Сатин не чист на руку... в порыве бешенства Сатин... убил его и был присужден к ссылке. Сестра умерла. Потом каторжанин вернулся из ссылки... ходил с распахнутой голой грудью по Нижнему Новгороду с протянутой рукой и на французском языке просил милостыню у дам, которые ему охотно подавали за его живописный романтический вид». Писатель также

рассказывал, что Сатин «имел двойника — это был брат одного из революционеров, который кончил самоубийством, сидя в тюрьме». Некоторые исследователи усматривают в Сатине отражение имени «князя тьмы» — Сатаны. Можно также предположить, что Сатин — не фамилия, а прозвище. Актер. — По воспоминаниям А. Д. Гриневицкой, редакцию газеты «Нижегородский листок» (с которой сотрудничал М. Горький) часто посещал босяк, который «легкой тенью впархивал... и, торжественно отрекомендовавшись „артист Колосовский-Соколовский”, деловито, безо всякого низкопоклонства, просил дать ему пятачок, чтобы „опохмелиться”. Это был человек лет 35, с довольно красивым симпатичным интеллигентным лицом, грустными, всегда подернутыми туманом синеватыми глазами... Получив просимую сумму, он обычно задерживал мою руку с монетой и, элегантно „шаркнув ногой” в знак благодарности, крепко поцеловав ее, говорил любезности сначала по-русски, а затем по-французски или начинал декламировать монологи из игранных им когда-то ролей...». Горький так объяснял характер «спившегося Актера-босяка»: «Это человек, который в первом акте с гордостью говорит: „Мой организм отравлен алкоголем!” — потому говорит с гордостью, что хоть этим хочет выделить себя из среды серых, погибших людей. В этой фразе — остатки его чувства человеческого достоинства. <...> Актер слушает (Луку. — А. К.), смеется и верит, что... вылечится и будет вновь играть в „Гамлете” второго могильщика, и он живет этой надеждой до четвертого акта — до смерти надежды и его души». Лука. — Лукой звали и одного из 70 учеников Христа, посланных Им «во всякий город и место, куда Сам хотел идти», автора одного из канонических Евангелий и «Деяний Апостолов», искусного врача. Считается, что он был одним из двух учеников, кому явился воскресший Христос на пути в Эммаус. В своем Евангелии Лука подчеркивает любовь Христа к беднякам, блудницам, вообще грешникам. Вместе с тем имя старика отчетливо ассоциируется cо словом «лукавый» — хитрый и умышляющий, коварный, скрытный и злой, обманчивый, притворный, двуличный и злонамеренный. Дьявол, по поверьям, часто принимает облик старца. Алешка. — Профессия Алешки, думается, определена неспроста: в русской фразеологии сапожник выступает как неисправимый пьяница, пропащий человек. Кривой Зоб — крючник, т. е. грузчик, переносивший тяжести при помощи крюка — специально загнутого гвоздя. Подвал, похожий на пещеру. <...> Утро. — В драме новейшего времени (особенно второй половины XIX—XX в.) ремаркам придается гораздо большее значение, нежели раньше. Ремарки, например, в «Горе от ума» А. С. Грибоедова или в «Борисе Годунове» А. С. Пушкина призваны в первую очередь лишь указать место и время действия, важные детали обстановки, особенности внешности, манеры поведения, жестов и интонаций действующих лиц. Все подобные указания даны подчеркнуто сухим тоном, они лишены эмоциональной окраски и практически лишены личностного авторского начала. В драмах Чехова и Горького ремарки (особенно касающиеся описания места действия) всегда ярко эмоционально окрашены, превращаясь почти в лирическую зарисовку. Пространство — в данном случае костылевская ночлежка — перестает быть просто фоном действия, но оказывается одним из специфических «действующих лиц» драмы. Поэтому столь важен зачин описания ночлежки. Пещера и мрак в большинстве религий символизируют мир в зародыше, хаос. В фольклоре погреб, подвал синонимичны могиле. Следует обратить внимание и на свет, идущий «от зрителя и, сверху вниз, — из квадратного окна с правой стороны», — это крест, символ вычеркивания, страдания и вместе с тем — надежды на воскресение (недаром крест образуют лучи света). ...чтобы я мужчине в крепость себя отдала... — В полную зависимость; крепость — запись, документ, свидетельство, выданное судебным местом на право владения. Не следует слова Квашни воспринимать как метафору: вплоть до 1917 г. жена по сравнению с мужем действительно была практически лишена прав. ...(выхватив у Насти книжку, читает название). «Роковая любовь»... — «Роковая любовь» — роман немецкого писателя Эрнста фон Вильденбруха (1845—1909). Перевод на русский язык вышел в «Новом журнале иностранной литературы» (СПб., 1901). Думается, однако, что, если бы книжки с таким претенциозно-слащавым названием не было, ее следовало бы выдумать. Органон — Сатин каламбурит: первоначальное значение слова «органон» — инструмент, орудие; однако уже в античности оно обозначало преимущественно музыкальные (отсюда оргáн) и хирургические инструменты, а также части тела, особенно органы чувств. В переносном смысле это слово служило для обозначения логики как инструмента философии (отсюда собирательное

название логических трактатов Аристотеля «Органон»). Таким образом, «отравлен алкоголем» не организм, а органы чувств и, главное, разум. Сикамбр — от сикамбры — древнегерманское племя, жившее по берегам Рейна. Сатин употребляет это слово в значении варвар, невежда. Макробиотика — наука о продлении жизни (от греч. макро- и био- — долголетие); книга одного из ее основателей — немецкого врача К. В. Гуфеланда (1762—1836) — называлась «Искусство продлить человеческую жизнь. Макробиотика» (СПб., 1852). Ироничный комментарий Сатина на слова Актера о вреде пыли. Транс-сцедентальный — правильно: трансцендентальный (выходящий за пределы). Одно из основных положений учения философа И. Канта, обозначающее нечто изначально присущее рассудку и обусловливающее его опыт; трансцендентальными формами, по Канту, являются пространство, время, причинность, необходимость и другие категории. Хотя Сатин убеждает Бубнова в том, что «забыл» значение этого слова, оно, конечно, употреблено здесь не случайно. Обитатель дна — «голый человек», по слову Бубнова, — будто выброшен за пределы исторической жизни и оказывается в «небытии». Слова, слова, слова! — Цитата из трагедии У. Шекспира «Гамлет»: П о л о н и й. Что вы читаете, принц? Г а м л е т. Слова, слова, слова. (Акт II, сцена 2. Перевод М. Лозинского.) Я играл в ней могильщика... — В шекспировской трагедии могильщики — персонажи комические (в оригинале они названы — два шута). Могильщики (всю сцену ведет первый — он и подает Гамлету череп бедного Йорика, о котором расскажет забавную историю, второй лишь подыгрывает) обсуждают правомерность захоронения утопленницы Офелии на освященной церковной земле. «Офелия! О... помяни меня в твоих молитвах!..» — Искаженная цитата из трагедии У. Шекспира «Гамлет». Эти слова завершают монолог Гамлета «Быть или не быть? Вот в чем вопрос»: «Офелия! О нимфа! Помяни // Мои грехи в твоей святой молитве!» (перевод А. Кронеберга, 1848). Офелия — дочь придворного Полония, возлюбленная принца Гамлета, потеряла рассудок, после того как принц по ошибке убил ее отца, и утонула. И за меня жертва пойдет, в воздаяние грехов моих, и за тебя тоже. Ведь сам ты о грехах своих не думаешь... ну вот... — Эти строки были вычеркнуты цензурой. И чего ты не пришибешь его, Василий?! <...> ...в кабаке пропьете... — Этот обмен репликами был исключен по требованию цензуры. А я — сон хороший видел... <...> ...вот, думаю, сейчас... — Символика увиденного сна многозначна. Так, рыболовство ассоциируется с воровством. По народным представлениям, увидеть рыбу во сне — к слезам, если же в мутной воде — к смерти. Заметим также, что у славян существовало поверье, что сорокалетний карп, как сорокалетняя змея, превращается в летающего змея. Ср. насмешливое «толкование» Васькиного сна, предложенное Сатиным: «Это не лещ, а Василиса была...» (ее отчество — Карповна). Гиблартарр — правильно: Гибралтар, название пролива между Африкой и Европой. В древности считалось, что это «край света» — недаром именно там, на африканском и европейском берегах, находятся знаменитые Геркулесовы столбы (так назывались предгорья Абилы, ныне Сеута). Геракл обнаружил (по другому преданию — воздвиг) их по пути к великану Гериону — хранителю стада священных коров. Сатин, не только грамотный, но и хорошо образованный человек, безусловно, намеренно коверкает название, которое «вбирает» в таком виде два созвучных и семантически близких ему слова «гибель» и «тартар». Заметим, что край света, крайний запад непосредственно граничат с «иным миром». Сарданапал (Ашшурбанипал или Ашшурбанапал) — последний царь Ассирии (царствовал в 668—626 гг. до н. э.), прославился склонностью к роскоши, благодаря чему имя его стало нарицательным. В своих надписях Ашшурбанапал изображает себя заботливым государем, доблестным воителем, бесстрашным охотником, мудрецом, постигшим все науки, искусства и ремесла. По-видимому, этот автопортрет верен лишь отчасти. Из царской переписки известно, что он был слаб здоровьем или по крайней мере чрезвычайно мнителен. Он почти никогда не принимал личного участия в военных походах. Однако он собрал огромную библиотеку — более 20 000 клинописных табличек, своего рода энциклопедию тогдашних знаний и литературы. Ашшурбанапал все время заботился о пополнении библиотеки, сам отбирал тексты. Не исключено, что некоторые компиляции он составил сам. Он был также автором ряда

стихотворных молитв и, возможно, участвовал в составлении или редактировании анналов. Навухудоноссор — правильно: Навухудоносор (Навуходоносор), вавилонский царь (604—562 гг. до н. э.). Библейский пророк Даниил рассказывает о нем: «...расхаживая по царским чертогам в Вавилоне, царь сказал: это ли не величественный Вавилон, который построил я в дом царства силою моего могущества и в славу моего величия! Еще речь сия была в устах царя, как был с неба голос: „тебе говорят, царь Навуходоносор: царство отошло от тебя! И отлучат тебя от людей, и будет обитание твое с полевыми зверями; травою будут кормить тебя, как вола, и семь времен пройдут над тобою, доколе познаешь, что Всевышний владычествует над царством человеческим и дает его, кому хочет!” Тотчас и исполнилось это слово над Навуходоносором, и отлучен он был от людей, ел траву, как вол, и орошалось тело его росою небесною, так что волосы у него выросли как у льва, и ногти у него — как у птицы. <...> Всевышний Бог даровал... Навуходоносору царство, величие, честь и славу. Пред величием, которое Он дал ему, все народы, племена и языки трепетали и страшились его: кого хотел, он убивал, и кого хотел, оставлял в живых; кого хотел, возвышал, и кого хотел, унижал. Но когда сердце его надмилось, и дух его ожесточился до дерзости, он был свержен с царского престола своего и лишен силы своей, и отлучен был от сынов человеческих, и сердце его уподобилось звериному, и жил он с дикими ослами; кормили его травою, как вола, и тело его орошаемо было небесною росою, доколе он познал, что над царством человеческим владычествует Всевышний Бог и поставляет над ним, кого хочет». В средние века Навуходоносора II, разрушившего «град Божий» Иерусалим, нередко отождествляли с антихристом. Актер искажает правильное произношение имени библейского царя: два звука «с» вместо одного создают комический эффект — На-ву-худо-нос-сор. ...как... сорок тысяч пьяниц... — Перефразировка слов Гамлета о «сорока тысячах братьев», которые не могли бы сравняться с ним в любви к Офелии («Гамлет», акт V, сцена 1). Мне забавно будет... и все такое... — Это место вымарано цензурой. Такое житье, что как поутру встал, так и за вытье... — Картузник переиначивает пословицу: «Без правды житье — вставши, да и за вытье». Они, бумажки-то, все такие... все никуда не годятся. — Высказывание в духе «бегунской» секты, проповедовавшей разрыв с «миром антихриста». Бегуны не признавали государственных бумаг, а некоторые («безденежники») считали непозволительным даже пользоваться деньгами. Вступая в секту, бегуны обычно уничтожали свой паспорт. Однако напрямую возводить высказывание Луки к «бегунской» проповеди вряд ли оправданно: «старец лукавый», скорее всего, к бегунам отношения не имеет, впрочем, как и к каким-либо другим конфессиям или сектам: истинно верующий не может на вопрос «есть ли Бог?» ответить столь двусмысленно, как Лука: «Коли веришь, — есть; не веришь, — нет... Во что веришь, то и есть...» Ежели тебя муж бил... <...> ...бьют — для порядку... — Эти слова исключены по требованию цензуры. Смеется дребезжащим смехом. — В книге Э. Шюре «Великие посвященные», которую Горький хорошо знал, рассказывается о том, что Пифагор учил обращать особое внимание на смех: это «самое несомненное указание на характер человека, и никакое притворство не может украсить смех злого». Солнце всходит и заходит... — Песня эта широко распространилась после выхода в свет пьесы «На дне». «Из всего сказанного мною широко принята и у всех в памяти песенка:

Как хотите стерегите, — Я и так не убегу, Мне и хочется на волю — Цепь порвать я не могу!» —

отмечал М. Горький. Музыка песни была записана А. Б. Гольденвейзером, цензура вычеркнула песню из текста драмы. Ничего не будет! — Эти слова цензура потребовала исправить на «Ничего страшного не будет». У жены моей... любовник был... — Слово «любовник» цензура потребовала заменить на «знакомый». Ничего там не будет!.. — Эти слова цензура потребовала исправить на «Ничего ты не бойся». Первоначально цензор С. Трубачев (1902) требовал «значительных исключений» из «беседы

странника, в которых имеются рассуждения о Боге, будущей жизни и прочем». Верно... а может, и — не верно! — Эти слова цензура потребовала исправить на «Верно». Ты, брат, молодец! <...> Ври, ничего — мало, брат, приятного на свете! — Эти слова цензура потребовала исправить на «Ты, брат, говоришь приятно! Мало, брат, приятного на свете!». Пусть он мне скажет... <...> Во что веришь, то и есть... — Этот кусок текста по требованию цензуры был вычеркнут. В дневнике 1909 г. Л. Толстой отмечал, что Горький — «вредный писатель: большое дарование и отсутствие каких бы то ни было религиозных, то есть понимающих значение жизни, убеждений, и вместе с этим поддерживаемая нашим „образованным миром“, который видит в нем своего выразителя, самоуверенность, еще более заражающая этот мир. Например, его изречение: веришь в Бога — и есть Бог; не веришь в Бога — и нет Его. Изречение скверное, а между тем оно заставило меня задуматься. Есть ли тот Бог сам в себе, про которого я говорю и пишу? И правда, что про этого Бога можно сказать: веришь в Него — и есть Он. И я всегда так думал. И от этого мне всегда в словах Христа: любить Бога и ближнего — любовь к Богу кажется лишней, несовместимой с любовью к ближнему, — несовместимою потому, что любовь к ближнему так ясна, яснее чего ничего не может быть, а любовь к Богу, напротив, очень неясна». А эта Василиса — она... хуже черемиса! — Черемисами раньше называли представителей марийской народности. Если в этом присловье и наблюдается негативная экспрессия, то вовсе не вследствие конфессиональных различий, а вследствие исторических причин, подобных той, из-за которой «незваный гость хуже татарина». Исусе Христе, многомилостивый! Дух новопреставленной рабы Твоей Анны с миром прими... — Согласно народным представлениям, к обязательным элементам обряда при кончине относятся прощание с близкими, исповедь, зажжение свечи, «карауление» души. Строго соблюдается тишина, запрещается плакать и причитать, чтобы не спугнуть, не сбить с пути душу. Самым большим наказанием считается смерть без покаяния и без свечи: покойник будет блуждать во тьме, станет вампиром и т. п. Смерть Анны, данная в полном противоречии с народной традицией, таким образом, представляет собой некую антисмерть, это как бы переход из одного качества небытия в другое — то самое «ничего», о котором ей говорит в последние минуты перед кончиной Лука. Интересно, что цензор С. Трубачев (1902) требовал значительного сокращения конца «второго акта, где следует опустить, из уважения к смерти чахоточной жены Клеща, грубые разговоры, происходящие после ее кончины». В том числе была исключена даже эта на первый взгляд совершенно невинная реплика. Господа! Если к правде святой... Если б завтра земли нашей путь... — Первые строки 5-й и последние 6-й строф стихотворения П.-Ж. Беранже «Безумцы» в переводе В. С. Курочкина (1862). До 1874 г. стихотворение печаталось без строк о Христе (Нам безумец дал Новый Завет, ибо этот безумец был Богом). «Стихотворение „Безумцы”, — писал цензор, — представляет восторженное прославление корифеев коммунизма: Сен-Симона, Фурье и Анфантэна; стихотворение это по своему направлению является самым ярким во всей книжке. <...> Очевидно заявляется пламенное сочувствие к корифеям коммунизма, но не высказывается, однако ж, самых идей этого противообщественного учения, и потому для читателя, незнакомого с сочинениями упоминаемых писателей, стихотворение это не представляет никакого определенного содержания, кроме прославления трех имен, вследствие чего оно, вероятно, и было пропущено цензурою в прежних изданиях». Пьер Жан Беранже (1780—1857) французский поэт, автор социальных, политических, антиклерикальных и антибуржуазных сатир. Пользовался огромной популярностью в демократических кругах русского общества. Многие стихотворения Беранже были положены на музыку, в том числе знаменитая «Блоха» (муз. Даргомыжского), исполнение которой Ф. И. Шаляпиным произвело на М. Горького сильнейшее впечатление. Офелия... иди в монастырь... — Неточная цитата из трагедии У. Шекспира «Гамлет»: Г а м л е т. Уйди в монастырь; к чему тебе плодить грешников?.. Все мы отпетые плуты; никому из нас не верь. Ступай в монастырь. (III акт, сцена I. Перевод М. Лозинского). Я на пути к возрожденью... как сказал... король... Лир! — Король Лир таких слов не произносил. Это, в частности, подтверждается и тем, что Актер мучительно подыскивает автора придуманного им «афоризма». Стоит обратить внимание на то, что Актер в данный момент переключился с «Гамлета» на «Короля Лира» — трагедию об обманутой отцовской любви. Лир, ослепленный лживыми заверениями старших дочерей в неколебимости их привязанности к нему, в конечном счете оказался бездомным нищим бродягой. При этом искреннее признание младшей

дочери Корделии в том, что она не может превыше всего любить отца, поскольку супружеский долг повелевает ей отдать свое сердце мужу, приводит Лира в гнев. Таким образом, мнимая цитата из Шекспира тем не менее проясняет и характер взаимоотношений Актера, поверившего рассказам Луки о бесплатных лечебницах для алкоголиков. Заметим также, что Актер при этом продолжает играть роль «возрождающегося», тем самым делая и возрождение по сути фиктивным, театральным, нереальным. Сверчков-Заволжский — псевдоним явно навеян фамилией Колосовский-Соколовский. Это «говорящее имя» (вспомним пословицы, в которых используется слово «сверчок»). Без имени — нет человека... — Эти слова по требованию цензуры были вычеркнуты. Кашлять перестала, значит. — Эти слова по требованию цензуры были вычеркнуты. ...потеряла имя!.. — По требованию цензуры эти слова заменены на «потеряла тоже имя!..». Кент — персонаж трагедии Шекспира «Король Лир». Однако в тексте трагедии таких слов нет. Миклухо-Маклай. — Николай Николаевич Миклухо-Маклай (1846—1888) — ученый, общественный деятель, знаменитый путешественник. Совершил научные путешествия в Новую Гвинею, на Филиппины, в Индонезию, Австралию с целью изучения коренного населения этих регионов. Сатин, конечно, иронизирует над Актером, готовящимся «совершить» путешествие в лечебницу. Фата-моргана — фея Моргана, по преданию живущая на морском дне и обманывающая путешественников призрачными видениями; здесь: мираж, обман. «Наши сети притащили мертвеца»... стихотворение... Б-беранжера! — На самом деле Актер цитирует стихотворение А. С. Пушкина «Утопленник. Простонародная сказка» (1828). Эти слова по требованию цензуры были вычеркнуты. Вечер, заходит солнце... — Действие пьесы разворачивается в основном в вечернее и ночное время (за исключением I акта). Ночь в фольклоре — метафизическое изображение смерти, смерть ассоциируется с мраком, мерцанием, слабым светом. Закат — смерть солнца. Поэтому умирающих сравнивали с заходящим солнцем (запад считался местом страны отцов), до сих пор покойников хоронят до захода солнца — иначе мертвец может «забрать» с собой кого-нибудь из живых. Обыкновенные слова для заката: заходить, садиться — получают значение погибели, смерти. Умирающий отправляется в дальний путь: отойти — умереть. Кроме того, темнота соответствует состоянию человека, убитого горем. «Пустырь»... <...> В окне у земли — рожа Бубнова. — Действие III акта вынесено за пределы ночлежки. Описание «пустыря» символично. По народным представлениям, в мусоре, мусорной куче чаще всего появляется нечистая сила. Немаловажная деталь: хотя костылевские постояльцы вне ночлежки, небо закрыто тем же «каменным сводом» — пустырь будто всего лишь одна из модификаций «пещеры», ее продолжение. Автор дважды обращает внимание на кусты бузины, разросшейся возле красноватой, освещенной заходящим солнцем стены брандмауэра. Бузина в народных представлениях — проклятое, нечистое и опасное растение, воплощение и вместилище черта. И еще одна символическая деталь: Лука и Барон сидят на санях. Киевский князь Владимир Мономах говорит о том, что он составил знаменитое «Поучение», «сидя на санях», что буквально означает «на смертном одре», т. е. чувствуя приближение кончины. Видно, правду говорят, что студенты — отчаянные... — Эта реплика, безусловно, не имеет никакого отношения к тому, что в глазах современников студенчество было олицетворением всего прекрасного, поскольку на рубеже веков ширилось студенческое движение за социальную справедливость. Заметим также, что реплика Наташи сопровождается ремаркой: «грызет семечки». И все же реплика была вычеркнута цензурой. Это всё из книжки «Роковая любовь»... — В «Роковой любви» Эрнста фон Вильденбруха нет событий, о которых рассказывает Настя. Барон, скорее всего, этого романа и не читал: он издевается над мелодраматическим стереотипом дешевой бульварной «чувствительной» литературы, которому следует в своем рассказе Настя. Студент он... француз был... Гастошей звали... с черной бородкой... в лаковых сапогах ходил... разрази меня гром на этом месте! И так он меня любил... так любил! — О. Л. Книппер-Чехова, первая исполнительница роли Насти, вспоминала: «...„зерно” роли... Горький объяснил мне так: „...у нее ничего нет, совсем ничего, она почти голая и внутренне опустошенная — осталась только мечта о Рауле”. ...Настю потом играли иначе, подчеркивали в ней еще сохранившиеся черты ее „профессии”, ее прошлого, играли проститутку с Бронной. Мне хотелось раскрыть в Насте ее полную душевную опустошенность, потерянность. На ней какая-то старая, драная ночная

кофточка, сквозь которую виднеется голое тело, и ничего больше у нее не осталось — ни пуговки, ни бантика, ни шпилечки — ничего, чем хотелось бы прельстить клиента. Все прожито, все пропито, и только всего имущества, что эти лохмотья да рваная замусоленная книжка „Роковая любовь”, которую она прижимает к себе, которую не отдаст она ни за какие блага мира. Она конченая, испитая вся, и только есть у нее эта маленькая частица человеческого — мечта о Гастоне в лаковых сапожках, мечта, которой она верит и за которую цепляется. И эта мечта, пусть нелепая, уродливая, ставит ее все же выше обычного мещанина. Вот эта крайняя, последняя опустошенность Настёнки — это и есть, казалось мне, выражение главной темы пьесы, то самое „дно”, о котором она написана». Она привыкла рожу себе подкрашивать... румянец на душу наводит... — Эта сентенция была вымарана цензурой. ...под Томском-городом... — Томская губерния была одной из самых значительных областей бытования раскола, в частности секты бегунов («странников»). Вместе с тем усматривать в этой детали прямое указание на принадлежность Луки к секте бегунов неправомерно. Думается, что пребывание под Томском было вызвано другой причиной: он сам — беглый каторжник или поселенец (что, в сущности, одно и то же). Иначе его маршрут был бы направлен не на запад («к хохлам»), а на восток. Хорошие мужики оба... <...> ...обидно!.. — Этот кусок текста по требованию цензуры был вычеркнут. Они — беглые? Каторжане? <...> Хорошие мужики!.. — Этот кусок текста по требованию цензуры был вычеркнут. Тюрьма — добру не научит... очень просто! — Этот кусок текста по требованию цензуры был вычеркнут. Какая — правда? <...> ...вот она — правда! — Этот монолог Клеща по требованию цензуры был вычеркнут. На кладбище ушли... потом — ко всенощной хотели... — Очевидно, события разворачиваются в непосредственной близости к Пасхе. В предпасхальную неделю принято поминать мертвых, с чем и связано посещение кладбища. Начало весны совпадает с праздником Воскресения Христова, а потому в народе существует убеждение, что на Светлое воскресенье отворяется рай. В III акте впервые появляется реальное (не «песенное») солнце, точнее, зритель видит его лучи на высокой стене брандмауэра. Именно в этот момент звучит рассказ Луки о праведной земле. И вместе с тем в III акте, пожалуй, наиболее отчетливо звучит мотив разрыва человеческих связей, крушения надежд. ...знал я одного человека, который в праведную землю верил... — Среди раскольников, особенно среди секты бегунов, была широко распространена легенда о стране, где «в неразрушенном виде, во всей полноте и красе сияет „древлее благочестие”, где сохранилась незапятнанная ересью иерархия и где при изобилии всяких житейских благ царит всецелая свобода в исповедании...». Среди томских бегунов до конца XIX в. встречались люди, уходившие искать эту священную («праведную») страну — Беловодье, или Опоньское царство. «Искания „Опоньского царства” (праведной земли; опона — запон, покров, завеса. — А. К.) — исконное русское дело, — отмечал писатель, — на нем тысячи и тысячи наших донкихотов свихнули свои мозги, разбили сердца... Это — национальная болезнь, нечто историческое и неотъемлемо присущее нам»; «мы не верим в возможность хорошей жизни на земле и отсюда... бегство от жизни в леса и пустыни. <...> Из-за этого-то искания мы... безжизненны с европейской точки зрения». Слыхал я — открыли там новую веру... — Эти слова по требованию цензуры были вычеркнуты. Я утешаю себя тем, что другие побольше моего воруют, да в чести живут... — Эти слова по требованию цензуры были вычеркнуты. ...в совесть я не верю... — Эти слова по требованию цензуры были вычеркнуты. Я говорю — есть земля, неудобная для посева... — Лука использует образы евангельской притчи о сеятеле (Мтф. 13; 3—9, 19—23). Дядю позовешь? <...> ...за копейку продадут... — Этот кусок текста по требованию цензуры был вычеркнут. Скажи мне, кудесник, любимец богов... — Цитата из стихотворения А. С. Пушкина «Песнь о вещем Олеге» (1822). Костянтин — искаженное имя Константин. Заядлый игрок в кости или в карты назывался

костырем. Люди не стыдятся того, что тебе хуже собаки живется... — Эти слова по требованию цензуры были вычеркнуты. Тебе бы с такими речами к бегунам идти... <...> ...они — не дураки, дедка! — Этот кусок текста по требованию цензуры был вычеркнут. Бегуны, или странники, — секта в старообрядчестве, основанная в конце XVIII в. беглым солдатом Евфимием. Исходный пункт учения бегунов — утверждение о близком конце света, поэтому, чтобы спасти душу, надо порвать всякие связи с обществом, уклоняться от государственных повинностей и административных установлений, отказаться от семьи и бежать в пустынные местности или прятаться в тайных убежищах. Бродяжничество было возведено бегунами в степень догмата. Быт бегунов в значительной мере определял черты их характера. По свидетельству исследователя быта бегунов середины XIX в., «никто лучше странника не умеет притвориться святошею, выдать себя за человека кроткого, нравственного». Горький глубоко знал старообрядческую и сектантскую литературу, постоянно интересовался этой областью русской культуры, был знаком со многими старообрядцами и сектантами. Интересно, что в этом пункте автор «На дне» пересекается с создателем «Преступления и наказания». Вот что рассказывает Порфирий Петрович: «А насчет Миколки угодно ли вам знать... Перво-наперво это еще дитя несовершеннолетнее, и не то чтобы трус, а так вроде как бы художника какого-нибудь. <...> Наивен и ко всему восприимчив. Сердце имеет: фантаст. Он и петь, он и плясать, он и сказки, говорят, так рассказывает, что из других мест сходятся слушать. <...> А известно ли вам, что он из раскольников, да и не то чтоб из раскольников, а просто сектант; у него вроде бегуны бывали, и сам он еще недавно, целых два года в деревне, у некоего старца под духовным началом был. Все это я от Миколки да от зарайских его узнал. Да куды! просто в пустыню бежать хотел! Рвение имел, по ночам Богу молился, книги старые, „истинные” читал и зачитывался. <...> ...я и подозреваю теперь, что Миколка хочет „страдание принять” или вроде того». Очевидно, что лукавый старец ни в чем не соответствует подобной характеристике. ...(поднимаясь с земли, кричит торжествующим голосом). — По требованию цензуры ремарка была вычеркнута. На дворе — ветер. — Ветер — символ хаоса. По народным представлениям, тихий ветерок возникает от дуновения ангелов, а бурный — результат действия дьявольских сил. Ветер сопровождает появление ведьмы, черта — нечистой силы вообще. Согласно другим поверьям, бури и ветры происходят оттого, что кто-либо повесился, удушился или утопился. Самым распространенным способом вызвать ветер в затишье считался свист, нередко — пение. ...яко дым от лица огня... Тако исчезают грешники от лица праведных! — Ср.: псалом Давида «Яко исчезает дым, да исчезнут, яко тает воск от лица огня, тако да погибнут грешники от лица Божия» (Псалтирь, псалом 67, стих 3). Тако исчезают грешники от лица праведных! — Эти слова по требованию цензуры были вычеркнуты. Это называется... «Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями»... — Этот кусок текста по требованию цензуры был вычеркнут. «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» — основной юридический документ уголовного права царской России (свод законов и статей), введенный с 1 мая 1864 г. и незначительно переработанный в 1881 г. «Устав о наказаниях мировыми судьями» — собрание уголовных законов о преступлениях и системе наказаний, входящих в круг вопросов, рассматриваемых мировыми судьями (а также земскими начальниками, городскими, полковыми и экипажными судами). Принят 20 ноября 1864 г., переиздан в 1883 и 1885 гг. Коран — основная священная книга ислама, сборник религиозно-догматических, мифологических и правовых текстов; религиозные, нравственные и бытовые нормы Корана легли в основу писаного мусульманского права — шариата. Евангелие — гр. радостная весть, благовествование — общее название для первых четырех книг новозаветной части Библии. В Евангелии излагается «радостная весть» о жизни и учении Христа, явившегося для спасения человечества. Потом придет время... <...> ...не скоро износишь! — Этот кусок текста по требованию цензуры был вычеркнут. Гера — в греческой мифологии: супруга и сестра Зевса, верховная олимпийская богиня. Ее имя, возможно, означает «охранительница», «госпожа». Афродита — в греческой мифологии: богиня любви, красоты, плодородия, вечной весны и

жизни. Лахеза и Атропа — две из трех мойр — богинь судьбы у древних греков, дочерей ночи. Лахесис («дающая жребий») назначает жребий при рождении человека, Клото («прядущая») пряла нить его жизни, Атропос («неотвратимая») неотвратимо приближала его будущее. Платон считает, что эти три мойры — дочери богини Ананке («необходимости»), вращающей мировое веретено. Мельпомена — в греческой мифологии: богиня трагедии, одна из девяти дочерей Зевса и Мнемосины. Изображалась увитой виноградными листьями, в венке из плюща, с трагической театральной маской в одной руке и палицей или мечом в другой. От бога реки Ахелоя родила сирен. «Обжирайтесь, мрачные умы»... стихотворение Беранжера... — Первый стих третьей строфы стихотворения Беранже «Гастрономы» в переводе В. С. Курочкина, опубликованном в «Искре», 1870, № 8. Яма эта... будет мне могилой... — начало стихотворения «Старый бродяга» Беранже в переводе В. С. Курочкина, впервые опубликованном под заглавием «Старый нищий» в «Сыне отечества», 1854, № 29. «Кин, или Гений и беспутство» — название пьесы французского писателя А. Дюма-отца (1803—1870), изображающей жизнь и похождения известного английского актера Кина (1787—1833). Ложь оправдывает ту тяжесть, которая раздавила руку рабочего... и обвиняет умирающих с голода... — Эти слова по требованию цензуры были вычеркнуты. Ложь — религия рабов и хозяев... Правда — бог свободного человека! — Эти слова по требованию цензуры были вычеркнуты. Старая фамилия... <...> ...высокий пост... — Эти слова по требованию цензуры были вычеркнуты. ...а даже отца с матерью... — Эти слова по требованию цензуры были вычеркнуты. Чело-век! Это — великолепно! Это звучит... гордо! — В. И. Даль толкует слово «гордый» так: «надменный, высокомерный, кичливый; надутый, высоносый, спесивый, зазнающийся; кто ставит себя самого выше прочих». В словаре современного русского языка у этого прилагательного три значения, причем содержащее негативную оценку — как у Даля — поставлено на последнее место, тогда как на первое — следующее: обладающий чувством собственного достоинства, самоуважения; на второе: испытывающий чувство удовлетворения от достигнутых успехов, чувство своего превосходства в чем-либо. Заметим, кстати, что такое «двоение» смысла этого слова было отчетливо заметно уже в середине ХIХ в. Человек может верить и не верить... <...> Человек — выше сытости!.. — Посылая пьесу Пятницкому, Горький, весьма скромно оценивая ее в целом, признается, что «в пьесе много лишних людей и нет некоторых — необходимых — мыслей, а речь Сатина о человеке-правде бледна. Однако — кроме Сатина — ее некому сказать, и лучше, ярче сказать — он не может. Уже и так эта речь чуждо звучит его языку. Но — ни черта не поделаешь!». Монолог Сатина, безусловно, полемически заострен против главного тезиса знаменитой Пушкинской речи Ф. М. Достоевского: «Смирись, гордый человек!» Своеобразным эхом монолога Сатина явился следующий эпизод III акта комедии А. П. Чехова «Вишневый сад». «Место действия — видимо, бывшее кладбище (это как бы символ двойного забвения, двойной смерти. — А. К.) у старой, покривившейся, давно заброшенной часовенки, возле которой находится колодец», — деталь вызывает ассоциацию с характерным фольклорным атрибутом пути в иное царство — тот свет; в любом случае возникает ощущение, что жизнь — люди, дела, суета — далеко-далеко, как город, который бывает виден только в очень хорошую, ясную погоду. Эпизод начинается с предложения Любови Андреевны продолжить вчерашний разговор... о гордом человеке, а завершается жалобой Лопахина: «Господи, ты дал нам громадные леса, необъятные поля, глубочайшие горизонты, и, живя тут, мы сами должны бы по-настоящему быть великанами...» Раневская возражает ему: «Великаны только в сказках хороши, а так они пугают». В обеих пьесах — и у М. Горького, и у Чехова — о человеке рассуждают, кажется, бывшие люди. Пусть не давят обитателей вишневого сада тяжелые и мрачные каменные своды подвала, пусть они не скандалят, не дерутся, не бранятся, но бывшее кладбище мало чем отличается от костылевской ночлежки. Суждения же героев «Вишневого сада» порой кажутся «списанными» с речей босяков, в особенности гаевское «Все равно умрешь» — чем не Бубнов! Как Актер, Лопахин цитирует, шутовски перевирая, «Гамлета»: «Охмелия, о нимфа, помяни меня в твоих молитвах». Персонажи Горького хоть когда-

то кем-то и чем-то были: скорняками, слесарями, актерами, телеграфистами, каторжниками, на худой конец, они являются сейчас ворами, проститутками, мошенниками. Чеховские — никогда, ничем и никем. Все они как будто всю жизнь только собираются стать. Это тоже дно, но... чуть ли не более страшное, чем в пьесе М. Горького. Босяки в общем ни на что не претендуют, кроме куска хлеба и крыши над головой. И они честны хотя бы перед собой: они знают, что они «бывшие». Логическим завершением дискуссии явился эпизод с пьяным прохожим в белой потасканной фуражке. Важная деталь: белые фуражки носили дворяне, значит, прохожий — опустившийся дворянин, такой же, каким предстоит, видимо, в недалеком будущем стать Гаеву. Но, пожалуй, в горьковских босяках — грубых, нередко циничных — все-таки больше осталось жизненной силы, какого-то одушевления и тепла: недаром двусмысленные проповеди Луки хоть ненадолго, но сумели зажечь их сердца, подействовали на них, как «кислота на старую заржавленную монету». К этим рассуждениям можно добавить, что даже названия пьес находятся в определенной идейной связи: «дно» соотносится с адской ипостасью иного мира, тогда как образ прекрасного цветущего сада традиционно символизировал рай (кстати, само слово «рай» переводится как «сад»). Служил в казенной палате... — Казенные палаты ведали учетом государственных доходов и расходов по уездным и губернским казначействам, которые были непосредственно подчинены казенным палатам. Казенные палаты проводили торги, налагали взыскания за нарушение уставов казенного управления и вели ревизские дела. Татарин! (Пауза.) Князь! <...> Сам молись... — Этот кусок текста по требованию цензуры был вычеркнут (правда, потом восстановлен с замечанием: «Можно, но чтоб татарин не молился».) Бутарь — от будочник — сторож, проживающий в будке; городовой сторож, полицейский нижний чин, живущий в городовой полицейской будке. Пить будим, гулять будим, смерть пришол — помирать будим! — В песне: «Ой, пить будем и гулять будем; когда смерть придет — помирать будем». Эх... испортил песню... дур-рак! — По требованию цензуры эти слова были заменены на «Эх... испортил песню...».

ВАССА ЖЕЛЕЗНОВА (МАТЬ) М. Горький работал над пьесой «Васса Железнова» в августе—начале сентября 1910 г. В письме А. В. Амфитеатрову, посланном между 2 (15) и 7 (20) сентября, писатель сообщал: «Написал пьесу о матери». Около 7 октября 1910 г. «Васса Железнова» была напечатана издательством журнала «Театр и искусство». Свет рампы пьеса увидела в Москве на сцене Театра К. Н. Незлобина 8 (21) февраля 1911 г. Спектакль сопровождался успехом: 9 (22) февраля Незлобин телеграфировал Горькому: «...на первом представлении „Baccы Железновой” переполненный зрительный зал шумно приветствовал пьесу». В газетах отмечалось, что это «лучшая постановка театра за сезон». В январе 1912 г. Общество русских драматических писателей и оперных композиторов присудило «Вассе Железновой» и пьесе Л. Андреева «Gaudeamus» Грибоедовскую премию за 1910—1911 гг. Васса Железнова (Мать). — Название драмы, думается, во многом символично. Это первая драма Горького, названная по имени главной героини. Кроме того, подзаголовок явно соотносится с уже известной читателю (зрителю) повестью «Мать» (1906 г.). Таким образом, автор дает понять о развитии темы матери. Один из современников вспоминает, что писатель говорил: «А вот название „Мать”... У меня временами появлялось желание дать серию образов... Мать — волчица, стяжательница... и мать — страдалица во имя счастья для всех...» Тема женщины-матери, постоянно привлекавшая внимание Горького, была связана для него с идеей вечного сотворения и защиты жизни. 15 декабря 1926 г. Горький писал О. Форш: «Мое, от юности свойственное мне, преклонение и удивление пред силою женщины... давно уже навело меня на мысль, что... власть над миром должна перейти к жене и Матери Земли». При этом характерно, что уже в названии драмы сталкиваются, почти диссонируя, собственное — властно и жестко звучащее — имя героини и мягкое, родное, нежное слово «мать», намечая один из важнейших смысловых узлов драмы: конфликт материнского инстинкта и жизненной мудрости Матери. Васса Петровна Железнова — такое имя героине, безусловно, дано неспроста. Имя Васса (греч. Василий — царственный), отчество Петровна (греч. камень) и семантически прозрачная

фамилия явно нацелены на создание образа гордой, суровой и жесткой до жестокости властительницы. Анна — в переводе с древнееврейского имя означает «грация, миловидность, красота». Внешне старшая дочь Железновых соответствует такой характеристике. Однако обращает на себя внимание тот факт, что красота оказалась поруганной и изгнанной из дома Железновых. Семен — такое имя (др.-евр. слышать, слышащий) старшему сыну Железновых дано явно в насмешку. Если он что и способен услышать, то это непонятное никому, кроме Натальи, но ласкающее его ухо «ю», с которым у него связана мечта о ювелирном магазине. Если же говорить о «слышании Бога», то единственные отношения, в которые он вступает с Господом, — торговые, точнее, торгашеские: «Я вот начал старинные иконы покупать у староверов, за рекой, — мать загрызла: Богу, говорит, не молишься, а денег тратишь много! Не понимает, что тут десять рублей на рубль можно взять...», становясь в буквальном смысле этого слова христопродавцем. Вместе с тем нельзя забывать, что покровителем этого персонажа может быть Симеон Богоприимец, которому не дано было умереть, не увидев во храме Божественного Младенца. С этой точки зрения Семен Железнов приобретает черты бессмертного типа, ибо ему никогда не будет дано узреть Божественного Лика. Заметим также, что в русских пословицах имя Семен однозначно связано с идеей глупости, никчемности. Для Горького, безусловно, важно на примере сыновей Железновых показать процесс быстрого вырождения — как физического (Павел), так и духовного (Семен) — сравнительно молодой русской буржуазии. Павел — в переводе с латыни означает «малый, маленький» (стоит обратить внимание в связи с этим на исключительно инфантильное поведение 24-летнего мужчины: он плачет, обижается, капризничает, по-детски «пакостит» дяде и т. п.). Также можно говорить об определенной связи со святым апостолом Павлом, который получил это прозвище, возможно, вследствие своего маленького роста. В апокрифической «Истории Павла» (II в. н. э.) говорится, что он был маленького роста, кривоног, почти лыс, с густыми бровями и большим крючковатым носом. Причина внешнего уродства сына Васса объясняет так: «Как Захар банкротиться затеял — была я Павлом беременна, на шестом месяце... Тюрьмой, судом дело пахло — мы о ту пору под заклад тайно деньги давали... чужого добра полны сундуки, всё надо было спрятать, укрыть. Я говорю — Захарушко, погоди! Дай мне ребенка-то родить! А он как зыкнет... да!» Однако свое несчастье Павел Железнов сделал источником какого-то извращенного самолюбования и действенным средством получения всяческих выгод — в частности, именно так он добивается того, чтобы Людмила стала его женой. Однако «любовь» Павла Железнова, скорее, месть кособокого уродца красавице, его чувству совершенно не свойственно высокое понятие о самоотверженной любви, изложенное в посланиях его святого покровителя: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (I Кор. 13:4—8). Наталья — имя жены старшего сына Железновых в переводе с латыни означает «родная». Однако думается, что оно явно контрастирует с ее физической ущербностью: судя по отдельным репликам, она неуклюжа, толста и производит впечатление женщины, пышущей здоровьем, однако родила больного ребенка. Внутренний мир Натальи тесен, узок и крив, и, несмотря на то что она «родная», пожалуй, тихо ненавидит всех своих родственников. Прохор — тоже «говорящее» имя: в переводе с греческого оно означает «плясать впереди, вести, начальник хора». Характер этого персонажа полностью соответствует его веселому имени: «За бабами гонялся, театры заводил...» — так характеризует его Васса. Михайло Васильев — имя управляющего, видимо, связано с рассказанной Вассой легендой о хождении Богородицы по мукам. Вместе с тем обращает на себя внимание созвучие имени Васса и отчества Васильев — управляющий будто бы принадлежит к той же породе, что и его хозяйка. Дунечка — имя приживалке в доме Железновых дано, скорее всего, по той причине, что оно созвучно глаголу «дуть» в переносном значении «врать», «мошенничать». Липа — можно утверждать, что в данном случае имя дано по созвучию: липа — обман, фальшивка, мошенничество. Молельная — согласно словарю В. И. Даля, особая комната для молитвы или особое здание, помещение для той же цели по недостатку церкви либо у иноверцев, у раскольников. Скорее всего, Васса Петровна — староверка, поскольку в большом торговом городе, находящемся неподалеку, трудно предположить отсутствие церквей; в том же месте, где стоит дом Железновых

(скорее всего, это небольшая рабочая слобода или бывшее пригородное село), храм, безусловно, тоже есть. На раскольничье вероисповедание героини также указывает тот факт, что жену своему сыну Семену она приискала из староверок. То, что дети Вассы и Захара Железновых придерживаются официальной формы православия, не удивительно: скорее всего, это вызвано чисто практическими соображениями. Хотя сила репрессий по отношению к раскольникам во второй половине XIX в. в значительной мере ослабла (по сравнению с предшествующими двумя столетиями), тем не менее к старообрядцам правительство все-таки относилось с недоверием. Поэтому родители (как люди, видимо, далеко не религиозные) решили облегчить судьбу своим детям. Большая комната... <...> ...они шевелятся. — Как всегда у Горького, ремарки играют огромную роль. В данном случае для автора чрезвычайно важно подчеркнуть ощущение тесноты «большой» комнаты Вассы в «огромном домище» (так отзывается о нем Анна). Создается ощущение «перегруженности» вещами, многие из которых выполняют несвойственные им функции: изразцы используются вместо пресс-папье, кабинет в то же время является спальней, булавки служат не для шитья одежды — ими пришпилены шевелящиеся (будто живые!) деловые бумаги... Но наиболее выразительная, истинно символическая деталь — соседство несгораемого шкафа и молельной: это «святая святых» Вассы Петровны. Обращает при этом на себя внимание беспорядок, полное отсутствие каких-либо безделушек и уюта — это особенно странно, если учесть, что в комнате живет женщина. Теснота, которую автор счел необходимым подчеркнуть (недаром сообщает о нем в отдельном нераспространенном предложении — будто гвоздь забил!), принимая разные обличья (от физической тесноты, малости пространства до символического образа «адской скуки», которую обнаружил в преисподней хитроумный Одиссей), будет преследовать персонажей пьесы и раз за разом находить себе новые и новые жертвы: среди как сценических, так и внесценических персонажей нет ни одного, кто умер бы от иных причин, чем удушье (или удушение). Заметим также, что теснота, отсутствие простора, скованность — важнейшие признаки, которыми в народных легендах наделяется ад. Захар Иванович — имя основателя рода Железновых подчеркнуто простонародно, хотя, думается, дано этому внесценическому персонажу не без некоторого умысла. С одной стороны, в переводе с древнееврейского оно означает «Бог вспомнил» (или «память Господня»), что в определенном смысле является ироническим осмыслением его судьбы: «Распутник он был всю жизнь... от распутства и помирает...» — говорит Васса, стало быть, имя соотносится с русским фразеологизмом «Господь посетил» в значении «пришло несчастье». С другой стороны, в русской фразеологии имя Захар соотносится с эпитетом «бедный» в значении «горемыка, несчастливец». М и х а и л. Триста просит. В а с с а. Черт с ним, пусть пользуется. — Этот обмен репликами (в первоначальном варианте: М и х а и л. Пятьсот. В а с с а. Бог с ним, пусть пользуется.) был изъят по требованию цензуры. Кликуша — это слово В. И. Даль толкует следующим образом: одержимый родом падучей, которой особенно подвержены бабы: при корчах теряется сознание, и больная кричит неистово звериными голосами, изрыгая брань; беснующаяся. Риголета кособокая... — Правильно: Риголетто — придворный шут-горбун в одноименной опере Дж. Верди, написанной по драме Гюго «Король забавляется». Интересно здесь ироничное использование формы женского рода вместо мужского. Кикимора — дворовый дух, который считается злым и вредным для домашней птицы. Кикимор представляют безобразными карликами или малютками, у которых голова — с наперсток, а туловище — тонкое, как соломинка. Они наделены способностью быстро бегать, никогда не стареют и любят стучать, греметь, свистать и шипеть. Название кикимора сложное слово, вторая часть которого — древнее имя женского божества мары (или моры) — злого духа, воплощения смерти, мора, способного к оборотничеству. И нечего тебе тут плутать, Плутонша... — Прохор, любитель поиграть словами, образует от глаголу «плутать». Прозвище Плутонша с характерным суффиксом -ша-, который обычно используется в русском языке для обозначения жены по профессии мужа либо по его фамилии или прозвищу. В данном случае «мужем» Липы объявляется Плутон — греческое божество, владыка царства мертвых аида. Селения горние — небеса, рай. Характерно в данном случае использование Прохором высокой церковнославянской лексики в разговоре о бренном, земном — разделе имущества (неестественность ситуации подчеркивает и театральное словечко «увертюра», в данном случае

обозначающее отнюдь не музыкальное вступление к опере, балету, но «красивые» и лживые слова). Как Захар банкротиться затеял... — Довольно распространенный в деловом мире мошеннический способ быстрого и почти безопасного обогащения, суть которого в том, что предприниматель объявляет себя несостоятельным должником, вследствие чего выплачивает кредиты по минимальным ставкам, во много (часто в десятки) раз ниже их номинальной стоимости. ...все дела рук человеческих — грех один. — «Философия» секты бегунов, основанной в последней четверти XVIII в. беглым солдатом Евфимием, призывавшим рвать всякие связи с обществом и ждать конца света. (О бегунах подробнее см. комментарий» к пьесе «На дне».) Время было такое... особенное. — Имеются в виду события 1905—1907 гг. Слова «точно уборка перед праздником... да... И всё уборка да уборка... а праздника — нет» были изъяты по требованию цензуры. ...Пашкина хиромантия!.. — Хиромантия — гадание по руке, по чертам ладони, здесь: проделка, плутни. ...Валаамова ослица... <...> Ты вспомни, кто ее устами говорил... — Выражение, возникшее из библейской легенды о заговорившей ослице прорицателя Валаама. Прохор не совсем прав, говоря, что устами ослицы говорил Бог. Однако здесь важно, что Наталья не знает не только фразеологизма, но и понятия не имеет о Священном Писании, несмотря на то что происходит из старообрядческой семьи, где религиозному воспитанию придавалось (и придается) первостепенное значение. Экая голубица со змеиным умом... — Прохор иронически перефразирует слова Христа, обращенные к Его последователям: «будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Мф. 10:16). Ирония достигается за счет использования прилагательного «змеиный», образованного не от книжного слова «змий» (символ мудрости), а от «змея» в значении «хитрый, злой, подлый человек». ...плод любви несчастной... — Из раннего стихотворения А. С. Пушкина «Романс» («Под вечер, осенью ненастной...», 1814), получившего распространение в качестве популярного романса. ...есть мифология наука... <...> ...скука большая... — Прохор имеет в виду поэму Гомера «Одиссея», в которой повествуется о многолетних странствиях Одиссея — хитроумного царя маленького островка Итака, возвращающегося домой после Троянской войны, которая была выиграна благодаря его хитрости. Вот это, брат, и есть греческая Илиада — все друг друга по башке норовят ловчее стукнуть... — «Илиада» — поэма Гомера об осаде Трои (Илиона) греками под предводительством царя Агамемнона, в которой немало страниц посвящено описаниям стычек между троянцами и ахеянами (греками). В данном случае Прохор, как всегда, иронизирует, уподобляя послереволюционную ситуацию эпическим событиям. Не она ли говорила архангелу... — Далее Васса пересказывает соответствующее место из «Хождения Богородицы по мукам», популярного памятника апокрифической литературы. Эти слова были изъяты по требованию цензуры. «Хождение Богородицы по мукам» — одно из самых популярных в русском народе произведений древнерусской письменности, на основе которого позже были созданы многочисленные устные легенды и духовные стихи. Горький не только любил это сказание, услышанное впервые от бабушки Акулины в раннем детстве, но и многократно обращался в своем творчестве к образам и мотивам «Хождения». Необходимо подчеркнуть, что Васса совершает грех во имя собственных детей — за то и готова идти на адские муки. При этом героиня драмы «забывает», что помучиться «с грешники» Богородица решается во имя дарования им, нечестивцам, прощения (чего и добивается в конце концов: по слову Христа, грешники освобождаются от мук своих на время Великого поста). Вместе с тем еще раз отметим прозвучавшую здесь в очередной раз тему ада. ...Бисмарк... насморк... ревматизм! — Обычная для Прохора игра словами. Бисмарк, Отто Эдуард Леопольд фон Шенхаузен (1816—1898); князь, 1-й рейхсканцлер Германской империи в 1871—1890 гг. Железом и кровью объединил Германию на прусско-милитаристской основе, вел борьбу против клерикально-партикуляристской оппозиции («Культуркампф»), ввел Исключительный закон против социалистов и вместе с тем провозгласил некоторые социальные реформы. Один из главных организаторов Тройственного союза (1882), направленного против Франции и России; при этом считал, что война с Россией была бы крайне опасной для Германии. Называя Михаила Бисмарком, Прохор в первую очередь придает этому имени нарицательное

значение «хитрый, беспринципный политик», затем по созвучию находит «насморк» и заканчивает медицинским термином «ревматизм», полностью нивелируя первоначально будто бы высокую оценку дипломатическим талантам главного управляющего Железновых. Детей народи... <...> ласковые зверики... — Чрезвычайно важные для понимания характера Вассы слова. Ее единственная, истинная цель — сохранение сада, жизни. Жалея собственных неудачных детей, она тем не менее готова отказаться от них, поскольку они неспособны продолжать Жизнь. Васса на самом деле вовсе не жестока, как не может быть жестока Жизнь в ее бытийном смысле. Интересно, что в письме А. В. Луначарскому М. Горький сообщал о своем намерении написать повесть, в которой должна прозвучать небольшая поэма о двух сестрах, двух подругах Жизни и Смерти. Писатель даже привел несколько строк. Позже в несколько измененном виде писатель вложил эти слова в уста персонажа по имени Любовь: «Жизнь и смерть — две подруги верные, две сестры родные... Смерть покорно служит делу жизни... Слабое, ненужное — гибнет...»